Поясню примромъ. Прислушайтесь къ разговору взрослыхъ съ просдью людей на желзной дорог, въ клуб, въ гостиной, въ кабинет, и изъ 10 случаевъ 9 вы услышите разговоръ о правительств и правительственных лицахъ. Министръ нажилъ имнье, губернаторъ ничего не длаетъ, распутничаетъ, прокуроръ получаетъ 5 тысячъ, частный приставъ, исправникъ нажились, и вс подаютъ народный трудъ. Прочитайте газеты — тоже насколько это допускаютъ рамки цензуры. Правители берутъ деньги и поглощаютъ трудъ народа, и это есть страшная несправедливость, противъ которой должно бороться общество всми своими силами. Кто же говорить это? Кто призываетъ къ этой борьб съ дармодами? Изъ 10 случаевъ 9 это говорятъ слдующіе люди: помщикъ, кончившій курсъ въ университет или въ военномъ училищ и проживающій не меньше тхъ чиновниковъ, которыхъ онъ осуждаетъ, но зато ничего не длающій, кром пріобртенія денегъ, купецъ, фабрикантъ, точно также пользующійся трудами другихъ и длающій только то, что увеличиваетъ его возможность пользованія трудами другихъ, журналистъ, проживающій больше прокурора и длающій только то, что даетъ ему деньги. Учитель, профессоръ, получающій свое жалованье изъ той же казны и доживающій срокъ, чтобы получать еще пенсію. Что значатъ эти осужденія? Я часто думалъ объ этомъ и спрашивалъ осуждающихъ, на какомъ основаніи они осуждаютъ, и убдился въ томъ, что эти люди не понимаютъ то, о чемъ они говорятъ. Они осуждаютъ не потому, что они признаютъ несправедливость пользованія чужимъ трудомъ, а только потому, что имъ завидно, что министръ укралъ много, а имъ не удалось, или что исправникъ получаетъ больше, чмъ онъ — профессоръ, несмотря на то что онъ профессоръ, всю жизнь считалъ козявокъ, что очень скучно и трудно, а исправникъ веселился и получаетъ больше. Съ этой точки зрнія осужденія ихъ имютъ смыслъ. Но стоитъ только поставить вопросъ такъ, какъ онъ стоитъ, чтобы ужаснуться передъ той путаницей и фарисействомъ, которая выражается въ этихъ осужденіяхъ. Вопросъ вдь стоитъ такъ, и свернуть его съ этой постановки нельзя. Вопросъ такой: почему люди, т люди, которые Богомъ или закономъ природы поставлены въ такія условія, что они страшнымъ, приводящимъ къ страданіямъ и смерти трудомъ только могутъ поддерживать свою жизнь, почему эти люди освободили себя отъ этаго труда и навалили его на друтихъ, своими требованіями отягчая еще этотъ трудъ? Если такъ стоитъ вопросъ, то какимъ образомъ у тхъ людей, которые дезертировали отъ этаго труда и не имютъ за собой никакихъ понятныхъ оправданій, какимъ образомъ у этихъ людей поворачивается языкъ, чтобы осуждать тхъ людей, которые имютъ очень ясное опредленіе и разумныя оправданія?

Ученый, литераторъ, художникъ — одинъ ругаетъ шефа жандармовъ, другой прокурора, 3-й губернатора. Я нарочно беру ученаго, литератора, художника, потому что всякій простой человкъ, либеральный помщикъ, купецъ фабрикантъ въ своихъ осужденіяхъ опираются на то самое, чего представителями суть выбранные мною лица — именно на науку, культуру вообще и искусство. Съ высоты этаго величія они осуждаютъ. Разберемъ ихъ осужденія. Вы, Г-нъ Профессоръ, осуждаете шефа жандармовъ, что у него квартира хорошая и жалованье, что онъ пьетъ народную кровь. Правда, онъ уволилъ себя отъ борьбы съ природой и пользуется трудами другихъ, но не одни его начальники говорятъ ему, что онъ нуженъ, ему говорятъ это люди, имя которымъ легіонъ, ему говорятъ, что если онъ не будетъ ловить и вшать, то взорвутъ дворецъ и улицы и перебьютъ невинныхъ, убьютъ еще Царя, сдлаютъ Пугачевщину, и если онъ вритъ этому (а этому легко врить), то у него есть ясное твердое, законное и честное оправданіе въ своемъ увольненіи отъ труда и въ пользованіи трудомъ другихъ. Но вы, осуждающіе его и находящіеся совершенно въ томъ же положеніи, какъ и онъ, никогда палецъ о палецъ не ударившіе для участія въ общей борьб за жизнь, чмъ вы оправдываете свое увольненіе? Тмъ что вы выучили все то, что писали и пишутъ люди о государственныхъ, международныхъ правахъ, которыхъ никогда не было и не можетъ быть, или вы прибавили еще 17 звздъ въ млечномъ пути къ тмъ, которые извстны, или новыхъ козявокъ нашли или выдумали n-е состояніе тлъ и четвертое измреніе. Объясните же пожалуйста тмъ, которые умираютъ, работая на васъ, какое увасъ есть оправданіе въ вашемъ дезертирств. Но объясните такъ, что[бы] они поняли и охотно сами давали бы вамъ тотъ хлбъ, который вы вырываете у нихъ изъ рукъ. Вы говорите, что они, работая вчно одну физическую работу, не могутъ понять значенія науки. Но я и со мною много другихъ, мы, грамотные и не забитые работой, и мы читали ваши книжки и все таки не можемъ понять, какая связь того таинства научнаго, которое вы совершаете, съ участіемъ въ труд людей. Какимъ образомъ знаніе той чепухи о n-м состояніи тлъ, которое вы сами выдумаете и сами разрушите, какимъ образом ваши споры о томъ, что вы сами выдумываете, какимъ образомъ даже знаніе того, сколько у голенястыхъ птицъ перьевъ на заду или какое отношеніе первыхъ чиселъ, какъ эти знанія могутъ заплатить за дрова, хлбъ, одежу, которые, умирая въ труд, длаютъ для васъ люди, — этаго вы не объясните ни тмъ, которые трудятся на васъ, ни мн, ставящему вамъ этотъ вопросъ, ни самимъ себ, если вы захотите быть честны. Я знаю, что вы врите, что наука очень полезна. Но вдь ваша вра при васъ. Зачмъ же тмъ людямъ, которые не врятъ въ это, умирать, кормя и одвая васъ? Вы врите — и прекрасно. Кто вритъ, тотъ и длай. А то вы тмъ самымъ орудіемъ, которымъ правители пользуются трудами другихъ, пользуетесь сами, но не имете никакого оправданія, кром своей вры, да еще осуждаете правителей.

Тоже и съ литераторомъ, тоже и съ художникомъ. Я пишу повсти или насмшки и ругательства или спорю съ кмъ нибудь, или пишу картинки — какого нибудь Христа, которыя никому не нужны, и за это я считаю себя въ прав уволиться отъ борьбы съ природой, и т, которые кормятъ и одваютъ меня, должны врить, что т вещи, которыя я пишу на бумаг, или полотн, или на нотахъ, т вещи, которыя не имютъ для нихъ никакого ни интереса, ни смысла, даютъ мн это право.

Судно заливаетъ водой. Чтобы не потонуть, всмъ намъ надо работать, и вс работаютъ. Но вотъ является человкъ, который убждаетъ или хитростью приводитъ людей къ убжденію, что имъ будетъ выгодне, если онъ не будетъ выкачивать, а будетъ распоряжаться ими. Это понятно, пока люди врятъ, что этотъ командиръ имъ нуженъ; но вотъ является другой, который тоже увольняется отъ работы подъ предлогомъ, что онъ будетъ колдовать. Никто не вритъ этому человку, но онъ. поддлывается къ тому, кто сталъ начальникомъ и не работаетъ, а колдуетъ. Но вотъ этотъ колдунъ начинаетъ завидовать начальнику и показываетъ людямъ, что начальникъ плохъ и не нуженъ. Тутъ комическая сторона дла; если люди поврятъ колдуну, то прогонятъ начальника, велятъ и ему работать. А прогнавъ начальника, уже само собой прогонятъ и колдуна, который держался только на начальник, и велятъ ему работать. Таково положеніе въ нашемъ обществ того выросшаго подъ покровительствомъ власти обмана, называемаго культурой, наукой и искусствомъ.

Увольненіе себя отъ общаго труда человчества властителями во имя пользы управленія можетъ быть дурно и вредно, но злоупотребленіе этой возможностью иметъ свой предлъ. Правители, злоупотребляющіе своей властью, доводятъ народъ до сознанія ненужности этихъ правителей, и правители устраняются. Но увольненіе себя отъ труда во имя отвлеченной, непонятной народу пользы — во имя колдовства, совершаемаго въ пользу этаго народа, не иметъ предловъ и хуже всего развращаетъ людей. Кром того, вра въ законность увольненія себя отъ труда правителями расшатывается уже давно и быстро уничтожается, вра же въ законность увольненія. себя отъ труда во имя культуры, цивилизаціи, науки и искусства утверждается, усиливается и распространяется. Вс злодянія, совершаемыя людьми въ наше время, злодянія, передъ которыми цирки Римлянъ и казни инквизиціи кажутся милыми шутками, — вс совершаются во имя этаго новаго оправданія — культуры, науки и искусства. Милліоны людей гибнутъ, всю жизнь проводя, какъ скоты, подъ землею, въ запертыхъ душныхъ зданіяхъ милліоны бродягъ и милліоны растлваемыхъ дтей и проститутокъ, и все это такъ должно быть, потому что это сопутствуетъ развитію культуры, науки искусства: fiat культура, pereat mundus 232 . Что же такое эта культура и слагающіе ее элементы — главные — наука и сопутствующее ей — искусство? 233 Спрашивая себя, что такое наука вообще и отъискивая отвтъ въ смысл, придаваемомъ слову языкомъ не только русскимъ, но и всми языками, я вижу что наукою называется знаніе — всякое знаніе и искусство, въ боле же точномъ смысл вижу, что, отдливъ искусство, какъ мастерство какое либо, отъ науки, наукой называется знаніе предмета предметовъ и отношеній ихъ между собою. Есть наука крестьянскаго, сапожнаго дла. Человкъ — прикащикъ, не умющій косить и пахать, можетъ знать крестьянское дло; также и хозяинъ — сапожникъ, не умющій шить, также лсной промышленникъ и т. п. Кром того, есть наука грамот, ариметики и всхъ возможныхъ предметовъ, нужныхъ и полезныхъ людямъ. Такое значеніе иметъ слово наука въ язык. Но не таково значеніе слова наука для людей науки. Опредленіе людей науки не покрываетъ значенія, которое ему даетъ языкъ. Наука для людей науки исключаетъ изъ своего опредленія вс т знанія сапожнаго, лснаго, слесарнаго и всхъ вообще приложимыхъ къ жизни длъ и признаетъ научными всякія знанія, за исключеніемъ прямо приложимыхъ. Даже существуетъ часто повторяемое мнніе, что вполн научны только т знанія, которыя не имютъ цлью свое приложеніе. Научными знаніями признаются вс т знанія, которыя, во-первыхъ, не могутъ быть непосредственно приложимы, и, во 2-хъ, т, которыя облечены въ извстную условную форму. Наукой признается то, что признается научнымъ тми, которые себя признаютъ людьми науки.

Государственный человкъ прежде и теперь иногда по старой привычк защищаетъ свою праздность и зло тмъ, что онъ назначенъ на это Богомъ, или Гегельянецъ тмъ, что государство есть форма развитія личности. Онъ служить государству, и потому онъ выкупаетъ все, но эти оправданія уже отжили, и никто не вритъ имъ. Чтобы твердо (какъ ему кажется) защитить себя, онъ долженъ найти теперь уже не богословскiя или философскія, а научныя опоры. Нужно выставить приндипъ или національностей, или объединенія, или общей подачи голосовъ, или конституціи, или даже соціализма въ смысл научныхъ принциповъ, нужно покровительствовать наукамъ и искусствамъ. Промышленный богатый человкъ прежде могъ говорить о Божьемъ произволеніи, избравшемъ его въ богачи и распорядители трудомъ другихъ, могъ говорить о значеніи торговли и промышленности для блага государства, но все это теперь уже не годится. Чтобы научнооправдать себя, онъ долженъ, во-первыхъ, придать научный характеръ своему длу, на фабрик завести больницы и школы, въ торговл установить международныя отношенія и, во-вторыхъ, долженъ покровительствовать наукамъ и искусствамъ: издавать газеты, книги, завести галлерею или музыкальное общество. Ученый и художникъ можетъ по старой памяти говорить о пророчеств и откровеніи или о проявленіяхъ духа, но чтобы ему стоять твердо и знать, что печку топить и воду носить и доставлять ему пріятности жизни есть обязанность другихъ, онъ долженъ исповдывать то, что общества человческія суть организмы и что онъ въ одномъ изъ этихъ организмовъ или во всемъ человчеств, какъ организм (это какъ то не совсмъ раздлено ясно) есть мозговой органъ, который долженъ питаться другими. <Только на этомъ удивительномъ суевріи, что человчество и человческія общества суть организмы, и держатся въ наше время вс оправданія праздности людей, имющихъ возможность посредствомъ насилія пользоваться трудами другихъ.>

Люди живутъ вками и подчиняются теологическому порядку вещей. Папа помазалъ, и оттого онъ король и законный. Отецъ награбилъ, и оттого дти законно владютъ. Потомъ люди живутъ, вками подчиняясь юридическимъ порядкамъ. Государство должно быть, должны быть сословія, и потому это все законно. Люди врятъ, что кто-то тамъ наверху, божественный или мудрый, устроилъ все это и разъяснилъ, они не знаютъ всхъ разъясненій, но врятъ, что все тамъ стройно и ясно. Но стоитъ самому простому человку заглянуть въ эту теологическую или философскую кухню, чтобы ужаснуться передъ той безсмысленностью и неосновательностью, которыя царятъ тамъ. То же и съ научной теоріей: она ходитъ въ толп въ газетныхъ журнальныхъ статьяхъ, въ популярныхъ книжкахъ, разговорахъ, вс врятъ въ нее, и наивнымъ людямъ кажется, что тамъ гд-то у ученыхъ все это такъ ясно и очевидно, что и сомнній быть не можетъ, но стоитъ заглянуть туда, чтобы ужаснуться. — Удивительно читать въ богословіи доказательства того, что Богъ одинъ и три, что Богъ однимъ веллъ царствовать, другимъ повиноваться и царство назначилъ тмъ, которыхъ помажутъ масломъ, удивительно читать опредленіе государственнаго и международнаго права, но еще удивительне заглянуть въ лабораторіи научной теоріи и прочесть тамъ основы того міросозерцанія, которое называется научнымъ.

Теорія эта въ слдующемъ:

Формулировать научное суевріе, то, что въ наше время называется наукой,такъ же трудно, какъ трудно формулировать всякое суевріе, которымъ пользуются люди и которое не выдумывается сразу однимъ человкомъ, а образуется по мр надобности людей, пользующихся суевріемъ, медленнымъ наростаніемъ однаго обмана на другой, одной лжи на другую, точно такъ же какъ трудно формулировать теологическое суевріе, точно такъ же образовавшееся. При опроверженіи такого рода теорій суеврія, какъ это каждый можетъ замтить при опроверженіи теологическаго суеврія, главная трудность въ томъ, что нтъ ясной формулировки ея. Вы стараетесь уловить какое нибудь ясное утвержденіе и доказываете его неосновательность, но противникъ тотчасъ же видоизмняетъ свое утвержденіе и ускользаетъ отъ логическихъ доводовъ, вы опровергаете и другое утвержденіе, онъ опять, какъ змя, ускользаетъ и говорить новое, и такъ онъ длаетъ до безконечности, потому что у него нтъ и не можетъ быть по безсмысленности его утвержденій никакихъ ясныхъ опредленій. То же самое и съ царствующей въ наше время теоріей научнаго суеврія. Единственное средство уловить эти ускользающія изъ рукъ логики теорій суеврій — это изслдовать ихъ въ ихъ источникахъ. Источникъ теологической теоріи суеврія есть библія, источникъ научной теоріи суеврія есть позитивная философія и политика Конта. До Конта не было суеврія о томъ, что человчество есть организмъ, не было классификаціи наукъ съ вершиной ихъ соціологіей, не было науки въ томъ значеніи, которое она приписываетъ себ теперь. Не было наукословія, совершенно аналогичнаго богословію, не было науки самой себя разсматривающей и саму себя утверждающей, точно такъ же, какъ это длаетъ сама себя опредляющая и разсматривающая церковь. Контомъ положено основаніе теоріи научнаго суеврія, и въ предмет суеврія и въ форм самаго суеврія, съ удивительнымъ сходствомъ со всякимъ и въ особенности хорошо намъ извстнымъ церковно-христіанскимъ суевріемъ. Точно такъ же дйствительности придано недйствительное фантастическое значеніе: въ церковномъ христіанств — дйствительному человку Христу придано фантастическое значеніе Бога (и Бога и человка), въ контовскомъ суевріи — дйствительному существу человчеству (всмъ живущимъ и жившимъ людямъ) придано фантастическое значеніе организма. И точно такъ же извстное пониманіе однихъ людей признано за единственно непогршимо истинное: въ церковномъ христіанств пониманіе ученія Христа, признанное Никейскимъ соборомъ, признано святымъ и единымъ истіннымъ, въ контовскомъ суевріи знанія нкоторых людей 19 вка въ Европ признаны несомннными научными. Послдствія были одн и т же. Во-первыхъ, то, что основное суевріе, не подвергаясь боле изслдованію, послужило основаніемъ самыхъ странныхъ и ложныхъ теорій, какими они и должны были быть, такъ какъ строились на суевріии, во-вторыхъ, то, что усвоивъ себ пріемъ утвержденія за собой права признанія самихъ себя научными, т. е. непогршимыми, ученики этой школы распались, такъ же какъ и ученики церковниковъ, на безчисленное количество толковъ, отрицающихъ другъ друга. И точно такъ же какъ между разными церквами и исповданіями, отрицающими другъ друга, есть преобладающее, съ нкоторымъ правомъ называющее себя католическимъ, т. е. всемірнымъ, такъ точно есть одна церковь и исповданіе, не безъ нкотораго права на это въ наше время называющее себя наукой исключительно. «Это признано наукой, это доказано научными изслдованіями, научный методъ, научныя данныя, пріемы», точно такъ же какъ говорилось прежде: «церковь, церковныя постановленія» и т. п., и подъ наукой въ этомъ смысл разумется преимущественно и почти исключительно науки по тому смыслу вры, который установилъ Контъ. Математика, механика, астрономія, физика, химія, біологія, соціологія. И изъ этихъ наукъ наукой изъ наукъ считается соціологія, т. е. та самая наука, которой нтъ и быть не можетъ, потому что основаніе, на которомъ она построена и къ которому пригнаны вс остальныя науки, есть совершенно фантастическое, ни на чемъ не основанное утвержденіе. А оно то и руководитъ дятельностью и направленіемъ всхъ другихъ наукъ, точно такъ же какъ догматъ троичности Бога руководилъ всей дятельностью богословскихъ наукъ. Только этимъ фантастическимъ, ни нa чемъ не основаннымъ утвержденіемъ объясняется то значеніе, которое въ наше время приписывается естественнымъ наукамъ, въ особенности изслдованію микроскопическихъ организмовъ. Только этимъ суевріемъ можно объяснить то непонятное свободному отъ суеврій человку [значеніе], которое имла въ наше время теорія эволюціи и ученіе Дарвина. «Ну и прекрасно, — говоритъ свободный отъ суеврій человкъ прослушавъ теорію Дарвина о наслдственности и борьб за существованіе и дальнйшихъ подробностяхъ. — Что же мн за дло?» Но не такое значеніе имютъ эти элукубраціи для людей научнаго суеврія. «Человчество есть огромный организмъ и такіе же организмы человческія общества, и потому только одно изслдованіе законовъ развитія и жизни организмовъ можетъ уяснить мн мое значеніе и мсто въ жизни», говоритъ человкъ научнаго суеврія. Въ наше время не считается наукой то, что всегда было и будетъ и не можетъ не быть наукой, — знаніе того, что мыслили люди о вопросахъ жизни, но считается наукой только изслдованіе того, сколько перьевъ на задниц у какой птицы, какіе гд есть кости человческія и другихъ животныхъ, сколько козявокъ есть и было на свт и какія есть микроскопическія живыя существа, которымъ, очевидно, конца не можетъ быть, какъ и звздамъ. Что въ этомъ преимущественно видятъ науку люди нашего времени, это можно понять, зная то научное суевріе, изъ котораго они исходятъ для руководства въ предметахъ изученія, но какимъ образомъ могло такое странное суевріе быть принято человчествомъ — вотъ что трудно понять и что требуетъ разъясненія.

Очень понятно, что французскій ученый, педантъ и вмст съ тмъ высоко нравственный человкъ, въ минуту поэтическаго вдохновенія могъ придумать прекрасное сравненіе — написать какъ бы притчу о томъ, что желательно бы было, чтобы отдльные люди смотрли на человчество какъ на огромное живое прелестное существо, имющее душу, и потому, какъ частицы огромнаго тла, живя только потому, что он части тла, жили бы только для всего тла и для каждой отдльной части его. Если бы Контъ написалъ бы это сравненіе въ альбомъ какой-нибудь дам, еще лучше въ стихахъ, то всякій, прочтя это, призналъ бы, что сравненіе очень хорошее и вытекшее изъ самыхъ хорошихъ побужденій и не возражалъ бы на него, но, удивительное дло, Контъ выставилъ это положеніе не какъ сравненіе, а какъ дйствительный фактъ, и ученые, столь гордящіеся своей точности критическимъ анализомъ 234 и не допусканіемъ ничего на вру, приняли эту шутку, какъ самый реальный фактъ и на немъ построили и теперь строятъ всю свою позитивную науку, отъ которой, очевидно, ничего не останется, какъ только они догадаются о томъ, что тотъ фактъ, на которомъ они все строятъ, никогда не существовалъ и не можетъ быть утверждаемъ.