По дороге Максим забросал ее вопросами и наставлениями:

— Путевку не забыла?

— Нет.

— Первое время на солнце долго не лежи. Хорошо?

— Хорошо.

— Ольге передавай привет. Не забудешь?

— Нет.

— Денег хватит?

— Да, хватит! — Максим начинал раздражать.

— Купальник взяла?

— Да.

— Билеты не забыла?

— Не забыла. Я все проверила на десять раз, ничего не забыла!

— И кроссовки!

— Да!

— И презервативы?

— Да! Да! Да! — сердито повторила Таня и запнулась. — Что ты сказал?

Максим смеялся:

— Молодец! Сексом занимайся только с презервативом! Зачем нам проблемы потом. А ты достаточно взяла? Могу подкинуть.

— Чокнутый!

— Я вполне серьезно. В стране гуляет СПИД.

Потом они долго ехали молча. Пел Юрий Шевчук. Таня любовалась белыми березками за окном, сквозь свежую листву которых пробивались лучи раннего солнца, и предвкушала тепло горячего южного солнца. Уже через несколько часов — горы, солнце, она. И всё! Одна! Месяц свободы! Или насовсем, ведь он за месяц может найти другую.

Перед входом в здание аэропорта, Максим поставил чемодан и крепко поцеловал ее. Все оставшееся время он был собран и деловит, давая последние напутствия:

— Я тебя встречу, не волнуйся, у меня все записано, и рейс и время. Ольге не забудь передать привет. Ты ей подарок в Москве купишь? Правильно. Мне же ничего не привози, не люблю я эти сюрпризы — трипперы всякие.

Таня смущенно оглядывалась, мог ли его еще кто-нибудь слышать. Когда она пересекла рубеж, отделяющий пассажиров от провожающих, и подходила к контрольному терминалу, Максим крикнул ей вслед:

— Любовь моя, презервативы лежат в верхнем кармашке, не забывай!

Послышались смешки. Таня не оглянулась, но за спиной услышала злое шипение:

— Совсем молодежь распустилась.

— Ну, хохмач, — улыбнулся ей служащий, совершающий досмотр, — муж?

— Любовник.

— Приколисты, семейка приколистов, — не поверил ей контролер.

Пройдя в накопитель, Таня все-таки обернулась. Максим еще не ушел, сразу замахал ей рукой, заулыбался. Таня подняла руку и сложила ладонь на прощанье. Потом она села на диван к нему спиной и вместе со всеми стала ждать автобуса.

Из Челябинска возвращалась на ЯК-40. Очень удобно с багажом — не надо ждать, когда его выгрузят. Из прохладного брюха самолета они словно опускались в горячий кисель, настолько воздух был нагретым и плотным. Совсем как в Адлере. Автобус подвез их к воротам у здания аэропорта, она сразу увидела Максима — не дожидаясь, когда она выйдет, он прошел через ворота ей навстречу.

— Привет, — протянул он ей букет из разных садовых цветов и забрал чемодан.

— Привет.

Они зашагали к автостоянке.

— Здорово загорела, как шоколадка.

— Ты тоже загорел.

— Три недели на военных сборах, в степи под Рубцовском. Там жара стояла тридцать семь градусов, Сашка обгорел до волдырей, в госпиталь попал с температурой. Ты-то как, хорошо отдохнула?

— Замечательно. Не хотела сюда возвращаться.

— Не волнуйся, теперь все спокойно, никто тебя не тронет.

Неожиданно он свернул и пошел между «Жигулями» вишневого цвета и зеленым «Москвичом». Таня встала. Куда это он? Он открыл багажник «Жигулей». Таня растеряно смотрела на него.

— А где «Волга»? — спросила она, когда он закрыл багажник, положив туда чемодан.

— Разбилась, сейчас в ремонте.

— А это чья машина?

— Моя.

— И «Волга»?

— «Волга» — папина, а эта — моя, на меня оформлена, совсем новая, — с гордостью пояснил он. — Фу, как она раскалилась на солнце, в салоне пластмассой пахнет, надо проветрить.

Максим открыл дверцу со своей стороны, обошел машину и распахнул дверь со стороны пассажира.

— Давай поцелуемся, — предложил Максим, — а то на дороге опасно, сейчас движение больше.

Он сдержанно обнял ее и бережно прижался губами к ее рту. От него чудесно пахло, не одеколоном, а нагретой, чуть вспотевшей кожей, как пахнет от коры живого дерева. Поцелуй затянулся. Нежные объятия стали плотнее. Ее язык очутился так глубоко у него во рту, что ей стало больно. Она замычала и свободной от букета рукой стала отталкивать его. Он отстранился, увлекая за собой ее язык, она замолотила ладошкой по его голове. Он отпустил ее: