Ушла я с работы поздно и потом еще кружила возле дома в тщетной попытке, где-нибудь припарковаться, пока наш дворник не подсказала мне, что у соседнего дома есть свободный пятачок. Втиснувшись между «бьюиком» и «фиатом», я отправилась домой, но пройдя немного, остановилась и направилась в противоположную сторону. И вот, стоя на крыльце «Короны», я рассматривала висевшую на двери табличку «Учет». Пожав плечами, я направилась в обход, к служебной двери. В конце концов, в магазине осталась моя сумочка. Я вошла в незапертую служебную дверь и услышала, раздававшиеся из подсобки, голоса. Напротив подсобки, где мы с Сеней пили коньяк, находился склад. Сейчас из его открытой двери сочился тусклый свет, несло слежавшейся бумагой и мукой. Я вошла и остановилась на пороге.

Сеня составлял возле стены какие-то коробки. Выцветшая футболка облегала его худощавое тело, на руках вздувались вены, когда он поднимая, забрасывал очередную коробку. Старые, свободные джинсы болтались на нем, открывая плоский живот. По мальчишески выпирали лопатки и ходили ходуном, когда он возился со своими коробками. Рядом стояла Людки что-то отмечая в списке, который приладила на картонку.

— Все у тебя не как у людей, — выговаривала она ему, не забывая считать коробки и ставить в списке очередную галочку. — Толку-то, что ты в институте учишься. Вот на черта тебе та учеба, если от нее проку никакого. Что-то я не замечала, чтобы ты хоть немного поумнел. Вон, Рафик на рынке в два раза больше нас с тобой, вместе взятых, получает, а никаких институтов не кончал. Образование семь классов в родном ауле и все. Сам мне рассказывал. Уж у него-то ума хватает в полиции лишнего не вякать. Ты же все кому-то, что-то доказать пытаешься. Кому ты, чего доказать хочешь? Мне? Так я безо всякого знаю, что ты бесталанный. Стоило мне оставить тебя одного, и ты вляпался в историю. Хоть чему-то тебя в милиции научили, вон как изменился… Слова теперь от тебя не дождешься. Все молчишь, не зубоскалишь. В милиции хорошенько, поди, поучили. Зачем надо было вступаться за эту залежавшуюся стерву? Видишь ли, ей помощь была нужна. Знаем, какая ей помощь нужна. Мне Ренат говорил, что она чуть все наше милицейское отделение к чертям не разогнала. Их начальник до сих пор успокоительное пьет. Вот был бы ты умным, давно бы догадался, что она на тебя глаз положила, а иначе чего ей сюда таскается чуть ли не каждый вечер? Нет, эту коробку в сторону отставь. Я там некондицию сложила. Бабка Клара говорит, что одна она одинешенька, вот и ищет с кем потрахаться. Каждый день в новом прикиде заявляется. Видел какие на ней тряпки, а чего бы ей не разодеваться, на кого тратиться, раз она одна — ни ребенка, ни мужа. У нее одна забота — искать кого бы в постель к себе затащить. Тебя вишь выбрала. А что? Как удобно: молодой, да еще дебил в придачу. Небось еще и денег тебе отвалит и станешь ты альфонсом, Сенечка. Только она не догадывается, что и в постели с тебя никакого толку. С тобой за ночь можно только раз кончить, на большее ты не способен.

— Странно, — задумчиво проговорила я, — а у меня с ним получалось аж четыре раза.

Оба повернулись ко мне. В тусклом свете подсобки их лица казались бледными нечеткими масками с темными дырами вместо глаз.

— Извините, я забыла здесь свою сумочку…

Господи, какая сумочка! Развернувшись, я быстренько покинула магазин. Кто меня дергал за язык говорить такие вещи? Ну, хорошо, я терпеть не могу, когда кого-то так унижают, но ведь разговор не был предназначен для моих ушей. Да и Сеня не из тех, кто не способен постоять за себя, чтобы вступаться за него. Нет! Мне очень надо было вломиться в их выяснения отношений, как слону в посудную лавку. И уж, конечно, как не мне, ни разу не ложившейся с мужчиной в постель, знать сколько раз за ночь у них там это происходит. Бестолочь! Может вернуться и объясниться? Нет, будет только хуже. Сеня не дурак и поймет, что я лила воду на его мельницу и сумеет использовать мои слова в свою пользу.

Злясь на себя, на них и на весь белый свет, я направилась в супермаркет. В отместку! Там толкая тележку вдоль полок, заваленных продуктами в ярких упаковках, теряясь в изобилии, сбитая с толку мишурой оформлений и броской рекламой на которую ежесекундно натыкались глаза, я испытывала тоску и глухое раздражение.

Так толком ничего и не выбрала в огромном торговом зале, где суетились и бегали, словно на вокзале озабоченные, возбужденные люди, натыкаясь друг на друга тележками. Мелодичный голос динамика, что выдавал информацию сразу же после звукового сигнала, только усиливал сходство с вокзальной толкучкой.

Я подкатила к кассе тележку в которой перекатывалось манго и лежал пакет «Мокко». На фоне перегруженных тележек, из-за которых, порой, не видно было самих покупателей, моя покупка выглядела по-нищенски скудно. Зато здесь можно было расплатиться кредиткой, сунутой мной совершенно случайно в карман плаща, все что у меня осталось. Бумажник с деньгами, визитки, записная книжка, флэшка, ключи от квартиры и машины, все было в сумочке, которая так и осталась в «Короне». Сейчас же я пользовалась запасными ключами от квартиры, которые предусмотрительно оставила соседке, да дубликатом ключей от машины, хранящихся дома.

Пока я выстояла очередь, на улице стемнело и заметно похолодало. Небо затянуло тучами, сеял тихий мелкий дождик. Мой зонт, конечно же, остался в машине, и я прибавила шагу. Подходя к подъезду, я принялась искать ключи в карманах, не замечая ничего вокруг, когда меня окликнули.

— Марина.

Вздрогнув, я подняла голову. На оградке, окружавший палисадник, под развесистым кустом сирени, сидел Сеня, поставив ноги на нижнюю перекладину. В руках он держал мою сумочку, что покачивалась меж его худых колен.

— Привет, — сказал он. Видно было, что парень продрог в своей джинсовке и, видимо, пытаясь согреться, курил сигарету за сигаретой, асфальт перед ним был усыпан окурками.

Мне не хотелось его видеть, не хотелось, чтобы кто-то лишний раз напоминал мне о том какая я идиотка.

— Вообще-то, здесь не сорят. Урна рядом, — недовольно заметила я, невольно поежившись от порыва холодного ветра, обдававшего мелкими дождевыми брызгами.

— Да, ладно, — огрызнулся он, тут же бросив на асфальт недокуренную сигарету, и вызывающе глянув на меня.

Преодолев сильное желание столкнуть несносного нахала с его насеста в сирень, я присела на корточки и, подобрав все окурки до единого, выбросила их в урну. После чего отряхнув ладони, протянула к нему руку и потребовала:

— Давай сумочку, и спасибо, что принес.

Но Сеня, повесив ее на плечо, спросил:

— Читала газеты?

— Да.

— Что думаешь об этом?

— Не принимай все на свой счет.

— А я и не принимаю. Я сержанта предупредил? Он меня послушал? Вот теперь и огребает по полной.