— Ничего не понимаю! — громко сказал. — Первый раз заглох, ещё чего — никогда не было!.. Мир вам, отцы!

Они закивали не торопясь, не спеша один другого догнать:

— Мир и тебе!

— Мир!..

— Тебе тоже мир.

Гогуноков Аскер сперва хмыкнул, заранее давая понять, что людей серьезных не очень-то волнует, о чём он так, на всякий случай, хочет спросить:

— Скажи, а правда ли, что такая машина есть только у тебя и у… как его, этого папу?

Повел пальцами так небрежно, как будто Папа жил в соседнем ауле, в Пчегатлукае или, на крайний случай, в Понежукае, который и русские, и черкесы, посмеиваясь, называют Пониже шукай.

— У Папы римского, да, — откликнулся казак живо.

И в этот миг сверху просыпался далёкий и тонкий звон серебра… ближе, ближе!

Даже казак, наверняка не знавший в подробностях историю Медленного Джигита и Малой Птахи — Первого Жаворонка — слегка наклонил голову набок и прислушался.

Как он там разлил вдруг свой звонкий голосишко, как им всплеснул перед тем, как смолкнуть — чтобы снова подняться на высоту, с которой он только что упал. Как радостно зазвенел опять — совсем-совсем близко!

Трое уважаемых старших словно мальчишки переминались возле лавочки, на которой только что сидели, вглядывались, задрав головы, вверх, и казак тоже тянул шею, искал глазами хохлатого степного бегуна: чего ему, казалось бы, и правда, делать над дорогой в ауле?!

— Не рано он, отцы?

Гогуноков Аскер сказал значительно:

— Он — всегда во-время!

Блестящая никелем и черными стеклами машина вдруг завелась, казак торопливо юркнул в неё, схватился за ручку на дверце изнутри, и джип его взял с места раньше, чем дверца захлопнулась.

Жаворонок тоже пропал: больше не слыхать было, сколько они не вслушивались.

— Он ещё потом вернётся спросить, почему здесь остановилась машина как у этого папы! — твёрдо сказал Гогуноков Аскер.

— Если тогдавесь аул остановился с носилками, почему не остановиться этой кучке железа? — усмехнулся его сосед слева, второй по старшинству в годах — Унароков Киримизе.

Не торопясь, они опять поудобней уселись на лавочке по бокам от Гогунокова Аскера, и он сказал совсем тихо, как говорят, когда желают, чтобы собеседник напряг не только слух — приготовился маленько пошевелить мозгами:

— Давно спросить хотел… После победы, помните? Когда мы с фронта пришли. Да и потом ещё много лет. До недавнего времени, пока не пришёл ещё этот « плюралис». Если мальчишки играли в войну, с кем они всегда воевали?

— Как — с кем? — оживился Киримизе. — С немцем, конечно!

— С кем ещё тогда можно было воевать? — с загадкой в хриплом голосе переспросил Мосхаб Кунижев.

— Говоришь: тогда! — не поворачивая головы, качнул в его сторону руками, сложенными на палке, Аскер. — А теперь? Ты слышал, что они кричат нынче… Падай! Убил тебя! Ещё недавно грузины падали… а «наши» были абхазы. Но теперь эти огольцы чеченами заделались и заставляют падать урысов…

— «Федерал-удирал»! — подсказал Киримизе.

— Кавказская война пошла, правильно! — качнул руками на палке Гогуноков Аскер теперь в сторону Киримизе. — Как теперь наши учёные в Майкопе добиваются называть: Русско-Кавказскаявойна. Она опять идёт! Слава Аллаху, пока только среди этих дурачков несмышлёных, которые теперь знают больше, чем положено знать…

— Как от них теперь скроешь, — хмыкнул Мосхаб Кунижев, — если уже в первом классе у них в учебниках, говорят, вместо таблицы умножения — таблица размножения, ы?

— Кунак этого казака из Пятигорки, Меджид, возил туда свою бабушку чай пить с его бабкой, — заговорил Киримизе Унароков так торопливо, как будто боялся, что его перебьют. — И слышали, что та сказала нашей?.. Раньше, говорит, у Пятигорке малые дети посикать просились шепотом, а теперь взрослые кричат на усю улицу: сыксуально!

— Теперь они чечены! — строго продолжил старший, явно осуждая тоном и насчёт размножения, и насчёт разговора болтливых старух. — А что сказал Шабанов Хазрет? Он всё время ездит туда, он знает. Абхазы давно прогнали тех чеченов, кто против русских настраивал… быстренько оттуда наладили, как любят в станице говорить… Разве не ясно, что у абхазов только одна надежда? И я уже давно думаю: а что сказал бы этим огольцам наш Медленный Джигит, наш Батырбий, который учил их русскому языку? Если бы мог сказать…