Конечно, и без царского совета Апраксин собирался именно так поступить. Ведь и Бушуя он натаскивал подобным образом. Выставлял против него вначале медведей неопытных. А тот безжалостно раздирал своих сородичей, совершенствуя бойцовое мастерство.

Лишь однажды случилась с Бушуем промашка. Раздразнили, как и положено, его перед боем и выпустили ему на убиение молодую медведицу по кличке Вишенка.

Заревел Бушуй — и в атаку! А Вишенка стоит себе и не думает убегать. Подскочил разъяренный боец к медведице и замер. Обнюхали звери друг друга и стали мирно играть. Будто не медведи, а два котенка встретились.

Изумился народ. Вот невидаль! Свирепый, безжалостный Бушуй в одночасье в ласкового звереныша превратился!..

Доложили о происшествии Апраксину. Тот быстро смекнул, в чем дело, и приказал отныне каждого чужого бойца-медведя, которого привезут сражаться с Бушуем, вначале подводить к Вишенке. Да делать это так, чтобы его Бушуй видел.

Дальновидным оказался адмирал не только в морских сражениях. Хитрость удалась. Бушую и без того злобы не занимать, а тут, как увидит возле Вишенки чужака — приходил в ярость. Пощады никому не было. Ни один соперник не оставался живым после драки с ним.

Докладывали Апраксину, и как расправляется с молодыми медведями его любимчик — лев. К матерым зверям грозного африканца пока не допускали. Ждали, когда он окончательно освоится на новом месте, изучит медвежьи повадки в бою и вдоволь отведает их кровушки.

Настал наконец день, когда Федору Матвеевичу объявили, что лев готов сражаться с настоящим бойцом.

Для сражения из Москвы был выписан знаменитый медведь по кличке Свирепень. Думал Апраксин устроить для царя Петра Алексеевича и других важных гостей «невиданную потеху»: вначале стравить своего льва со Свирепнем, а затем победителя в этой схватке выставить против Бушуя.

Но планам адмирала не суждено было исполниться.

Верно говорят: услужливый дурак навредит больше, чем враг. Так и случилось. Один из старших медвежатников Федора Матвеевича переусердствовал. Решил к приезду Свирепня еще подзадорить, разогреть льва медвежьей кровушкой.

И приказал он своим помощникам вывести на бойцовскую площадку Вишенку.

Она даже не успела испугаться. С первого же прыжка лев перебил ей позвоночник. Медведица рухнула на песок и уже не могла ни убежать, ни защищаться. Лишь жалобно стонала, пока лев рвал ей горло. А ее глаза, похожие на две большие спелые вишни, с мольбой и укором смотрели на людей.

Вскоре глаза Вишенки погасли, а из дальнего конца «медвежьего двора» послышался страшный рев. То бесился в своей клетке Бушуй.

О случившемся тут же сообщили Апраксину.

Пока хлестали кнутами виновников происшествия, к адмиралу подошел старый присмотрщик за медведями. Несколько лет назад его привезли из далеких северных лесов ко двору Федора Матвеевича. Какого роду-племени этот дремучий лесовик, — толком никто не знал, но поговаривали, что был этот старик шаманом и понимал медвежий язык.

Может, насчет языка народ и привирал, но в медведях он толк знал. Кинулся шаман к Апраксину и запричитал:

— Ох, беда, беда, кормилец… Нет больше Бушуя!..

— Как нет?!.. — Изумился Федор Матвеевич. — Клетку разломал, что ли?..

— Клетку пока не сломал. Но в ней уже не Бушуй находится, а «зверь во звере». Отдал он свою душу прародителю всех зверей… Теперь никакая решетка его не удержит, ни топор, ни пуля свинцовая не остановит. Вели, кормилец, немедля изготовить копье с серебряным наконечником… Иначе не сладить с чудищем!..

Задумался Апраксин. Кто их знает, этих шаманов? Может, правду говорит старик? Может, и впрямь понадобится копье с серебрянным наконечником?

А старик продолжал причитать да тревожно оглядываться туда, откуда доносился рев медведя.

— Прародитель всех зверей услышал страдания Бушуя. Взял его душу, а ему отдал часть своей души. Так что Бушуй теперь — не медведь, а «зверь во звере». Каждый шаг его будет чьей-то гибелью помечен. Весь Петербурх зальет кровью. И только серебряная смерть — ему преграда…

Пожалуй, никогда еще по Северной столице не разносилось столь жутких звуков. На апраксинском медвежьем дворе ревели разом все медведи, по-волчьи выли собаки, кричали, непонятно что, люди.

И вдруг внезапно наступила тишина.

Отчего? Почему? Никто не мог понять.

В это время Федору Матвеевичу доложили, что Бушуй разломал свою клетку, а куда затем подевался — неизвестно. Никто не видел ни самого медведя, ни даже его следов.

Случайно так получилось или нет, но именно в тот день умер лев. Ни стона, ни рева, ни ран на теле. Повалился африканец на бок и затих.