Иногда мои мысли неожиданно возвращались к девушке - сестре того парня, - и тогда я чувствовала горечь. Она настояла на плате за машину, а так как у нас не было ничего, что мы могли предложить им взамен, нам пришлось заплатить деньгами. Тысячу долларов. Наличными. За то, что, для начала, даже не принадлежало этим людям. Но так как они перелили себе весь бензин, наши руки были связаны.

И все же я не сожалела о сделке.

"Целая подземная железная дорога", - сказала девушка. Настоящее движение сопротивления. Мой разум не мог осознать, на что это должно было быть похоже. Люди, совсем как мы. Беглецы. Замышляющие нечто против МН. Мои фантазии казались слишком нереальными. Все, что имело значение, - кто-нибудь сможет доставить нас в Южную Каролину.

По мере того как день клонился к закату, в моей груди начало саднить от знакомого волнения. Мама была там, где я совсем скоро смогу с ней встретиться, но теперь, когда я думала о ней, мне являлись лишь отдельные образы. Ее короткие, украшенные аксессуарами волосы. Одетые в носки ступни, стоящие на кухонном полу. Я понимала, что мне нужно найти ее скоро, иначе моя память о ней продолжит исчезать.

Наконец мы приблизились к цели. Когда оставалось совсем недалеко до Ноксвилла, на шоссе увеличилось количество машин МН. Появились и другие автомобили. Их было не много, но достаточно, чтобы мы не выделялись. Это не облегчило нашего волнения, потому что все чаще стали встречаться милицейские патрули.

Затем мы увидели знак. ЖЕЛТАЯ ЗОНА. Западная половина Ноксвилля недавно была закрыта для гражданских и превращена в базу МН.

– Думаешь, они солгали?
– нервно спросила я Чейза.
– Отправили нас сюда, потому что мы недостаточно им заплатили?

– Нет, - ответил Чейз, хоть его голос и не прозвучал особенно убедительно.
– Думаю, что самое безопасное место в тени врага. Сопротивление здесь.

Поэтому мы отправились прятаться под брюхом у монстра.

Чейз свернул на следующем съезде, после того как мы пересекли реку Холстон, и остановился на парковке у медицинского комплекса из песчаника, который принадлежал городскому госпиталю. Когда мы вышли из машины, нас встретили звуки и запахи живого города в час пик. Хоть я и провела в сельской местности всего несколько дней, от такого количества человеческих тел вокруг меня охватила паранойя и ощущение тесноты. Мне казалось, будто все смотрят на нас. Я чувствовала запахи канализации, пота, смога, которые наполняли душный воздух. Это лишь добавило мне ощущение еще большего неудобства.

Было свежо, но не холодно. Влажное небо низко нависло над городом. Приближался дождь. Чейз взял рюкзак и обошел машину. Ему не надо было напоминать мне ничего не оставлять. Я уже знала, что мы сюда не вернемся.

Мы пошли по улице и тут же оказались в окружении пешеходов. Некоторые спешили - им повезло: на них была рабочая форма, значит, у них была работа. По бокам улицы бездомные со своими картонными табличками просили милостыню. Некоторые люди дергались, чесались, разговаривали с невидимыми галлюцинациями. Наркоманы или психически больные. Акт о реформации отменил социальные программы, чтобы направить средства на содержание ФБР.

Здесь едва ли хватало всем места для ходьбы. Чейз был рядом со мной, и, хоть лицо его было мрачным, я знала, что он чувствовал себя лучше, нежели я. После бомбежки Чикаго он научился выживать в таких местах. В местах, где собирались люди, изгнанные из больших городов.

– Не забывай про свой тыл, - предупредил он меня.
– И про мой, раз уж ты сзади, - добавил он, подергивая лямки рюкзака. Он переложил деньги в карман на груди.

– Где нам начать?
– спросила я. Это был самый большой из виденных мной городов. Каким бы крупным не было здесь сопротивление, мы искали иголку в стоге сена.

– Следуй за людьми в грязной одежде, - сказал он.
– Они приведут нас туда, где есть еда, где люди говорят.

Он был прав. Мы прошли несколько кварталов и обнаружили себя в мощном потоке голодных людей. На каждом телефонном столбе, на каждом заборе или двери были размещены выдержки из Статута о морали. Мы пересекли железную дорогу и пришли к месту, именуемому Рыночной площадью, - длинной зацементированной улице, по бокам которой стояли кирпичные здания с простыми фасадами. Эти здания когда-то, возможно, были магазинами, а теперь стали общежитиями, медицинскими пунктами или же были просто заброшены.

У противоположного края площади толпа была более плотной. Тысячи людей пришли сюда, чтобы найти еду или укрытие. Здесь были и Сестры в своих темно-синих юбках, с завязанными на узел платками; они копошились у временных коек лагеря Красного Креста. Я с трудом сглотнула, осознав, что могла быть на месте любой из них.

Когда краем глаза я заметила форменную одежду, в кровь мою впрыснулась доза адреналина. Чистая и разглаженная синяя ткань выделялась из моря облезлых лохмотьев.

Солдаты.

Мой взгляд задержался, и я увидела еще двоих, что стояли позади грузовика без опознавательных знаков и разгружали деревянные ящики с едой. Они находились у горлышка бутылки толпы, вытянутого к пустой части площади. Солдаты не пытались спрятать свое оружие. Они все были вооружены и готовы выстрелить в любого, кто попытается украсть.

Чейз тоже их заметил. Он опустил голову, стараясь казаться ниже, чем он был на самом деле. Я осматривала толпу. К площади двигалось слишком много людей, никто не направлялся в обратную сторону. Если мы попытаемся сбежать, это вызовет волнение, а путь наш будет прегражден столпотворением. Кроме того, если МН захочет преследовать нас, у них есть пушки. Люди будут расступаться перед ними куда быстрее, чем перед нами.