Нам нужно было добраться до кухни. Чейз думал, что там мы сможем без опаски задавать ненавязчивые вопросы о перевозчике, а единственный путь туда проходил мимо солдат. Мы не окажемся взаперти, когда минуем их - я видела другие выходы с площади, - но все же будем серьезно рисковать. Солдаты будут от нас лишь в десяти футах (3 м).

Я взяла Чейза за руку и быстрым рукопожатием задала тот вопрос, который не осмелилась озвучить. Спустя лишь секунду колебаний он ответил мне тем же жестом. Мы пройдем мимо них.

– Приподними воротник, - скомандовал Чейз. Я быстро повиновалась. Мы двинулись вперед; со всех сторон с нами соприкасались тела, но мы приближались к бутылочному горлышку.

"Пожалуйста, не глядите в эту сторону". Всю свою волю я направила на солдат.

– Смотри вперед.
– Голос Чейза был настолько тихим, что только я могла его расслышать.
– Не останавливайся.

Пот лился по моему лицу, хоть по навожденной людьми площади и носился холодный вечерний ветер. Мои виски сжало тисками.

"Продолжай идти", - сказала я себе.

Боковым зрением я увидела в десяти футах от себя солдат. Один из них быстро обернулся, к его уху была прицеплена рация. Со спины я увидела его светло-каштановые волосы и худую фигуру, и меня охватило странное чувство узнавания.

"Продолжай идти".

Мы миновали ящики с едой и солдат и направились к пустой части площади.

Я боролась с желанием обернуться. Чейз пошел быстрее, потянул меня за угол в сырой переулок, прочь от потока пешеходов. Здесь было тише, и я, казалось, первый раз за несколько минут вздохнула.

– Что они здесь делают?
– спросила я. И дома МН обеспечивала едой бесплатные столовые, но полагалась на волонтеров, чтобы доставлять ее. Я всегда думала, что солдаты считали себя выше общения с теми бедняками, арестовывать которых у них не было повода.

– Должно быть, в городе продовольственный кризис.

– Это объясняет оружие, - сухо прокомментировала я. Чем быстрее мы выберемся отсюда, тем лучше.

Когда мы продолжили путь, я ясно осознала, насколько чисто мы были одеты и насколько сытыми выглядели. Одиночные бродяги, праздно шатающиеся в переулке, смотрели на нас с обидой, будто мы были голубой крови. По их изголодавшемуся виду я заключила, что Чейз был прав насчет продовольственного кризиса: очевидно, в этом большом городе еды хватало далеко не всем.

Мы прошли мимо бездомного человека, который сидел с табличкой "помогите, чем можете", прислонившись к шумному генератору у общественного туалета. Мужчина был истощен. На его костлявой фигуре висела рваная, грязная одежда. Его запавшие глаза закрывались веками, тонкими, как бумага, а лицо было покрыто пятнами оливкового цветами - признаками голодания.

Чейз помедлил перед этим человеком, и в какое-то мгновение я подумала, что он собирался дать ему немного денег. Его щедрость испугала меня. Если Чейз достанет свой кошелек, эти умирающие с голода люди набросятся на нас, как стая волков.

Мгновение спустя Чейз протянул руку и снова взял мою ладонь в свою, подтянув меня поближе.

– Не отходи от меня, - сказал он.

Я вздрогнула, когда услышала шарканье позади, и обернулась, ожидая, что мне придется защищаться. Мой рот открылся. Волчья стая была готова наброситься на добычу, но этой добычей были не мы, а тот мужчина. Умирающий от голода бездомный мужчина. Моя тревога вернулась с удесятеренной силой, когда я поняла, что его собирались ограбить. Мои ладони стали влажными от пота, но Чейз держал меня крепко.

Мужчина и женщина со впалыми щеками украли чашку для подношений бездомного и его картонную табличку. Еще кто-то забрал его обувь. Следующий - толстовку. Когда ее стягивали с несчастного, в воздух взлетел ворох сложенных распечаток Статута. Мужчина подкладывал под одежду бумагу, чтобы согреться.

Обнажилась впалая, пепельного цвета грудь жертвы. Его тонкие, как прутья, конечности изогнулись под нелепыми, неестественными углами, но мужчина оставался безучастным, будто набивная кукла. Возможно, кто-то ударил его так, что он потерял сознание, или же просто был слишком слаб, чтобы бороться.

– Мы должны помочь!
– От отчаяния мой голос прозвучал высоко. Я не могла терпеть преступлений. Как этот мужчина будет жить без одежды?

– Мы ничего не можем сделать. Если останемся, будем следующими.
– Чейз потянул меня дальше.

– Чейз!
– вскрикнула я. Я врывалась каблуками в землю, но не могла заставить его остановиться.

– Слишком поздно, - сказал он суровым голосом. Я мгновенно поняла, что он имел в виду.

Мужчина был мертв.

Как долго он просидел здесь, когда никто не справлялся о нем, никто не замечал, сколько дней он уже ничего не ел? День? Два? Неделю? Каким холодным и чужим показался мне этот город, где даже смерть приходила незамеченной.