Шрифт:
Ох, 443, – продолжал Роман, – двумя милями южнее Белой Башни. Прямо перед Ин- дейским ручьем.
Во взгляде мужчины чувствовалась какая-то отчаянная важность, необходимость высказаться.
Уроборос, – прошептал мужчина.
Так вас зовут? – спросила Лета.
Он просто, уф, он просто был тут, посреди дороги. Ему действительно нужна кака- я-то помощь.
Его взгляд соскользнул с ее лица. Слезы хлынули из единственного глаза.
Сегодня я видел Дракона… – сказал мужчина.
Она протянула руку.
Не… – крикнул Роман.
Но мужчина уже взял ее руку и сжал, как цветок, который, как известно, завянет после него.
Я Лета, – произнесла она.
Что? – сказал Роман. – Мое имя?
Он повесил трубку и осторожно отвел Лету в сторону.
Слушай, друг, – начал он, – как насчет того, чтобы тихонько отойти в сторону, чтобы нас никто не сбил?
Он проглотил собственную антипатию и предложил мужчине руку. Глаза бродя- ги встретились с его. Видящий глаз, как окровавленное молоко, блестел на свету фар, а затем с опаской замигал. Роман попытался выдавить нечто вроде улыбки, эти усилия
выглядели, будто он пытался поднять несколько тон камней над головой. Видящий глаз превратился в шип, вонзившийся в Романа, и мужчина поднял свои руки, словно защи- щаясь, и они трепетали и махали из стороны в сторону, безумные и изнеженные, пока он кричал во все горло.
Боже! – сказал Роман, отпрянув назад.
Мужчина отчаянно начал ползти к краю дороги
ТЫ! – кричал он. – ЭТО БЫЛ ТЫ! ЭТО БЫЛ ТЫ! ЭТО БЫЛ ТЫ! ЭТО БЫЛ ТЫ!
Роман спокойно стоял и молчал. Он почувствовал давление на свою руку; Лета тянула его к машине. Его глаза уставились на мужчину, который продолжал двигать- ся к кювету, а его ноги продолжали беспомощно толкаться об землю, как машинка на пульте управления, в руках злобного ребенка.
Я не хочу видеть, – жалостливо сказал он себе, и повторял эту фразу еще долго после того, как машина исчезла из виду.
Она сидели в машине в гробовом молчании. Как только они пересекли Индей- скую реку, Лета взглянула на Романа. Лунный свет на его безразличном лице, скользил как шелк на серости камня. Ее рука нежно легла на его и застыла.
Позже тем же вечером, Роман сидел за столом в темной столовой комнате, потя- гивал из фляжки и медленно считал количество кристаллов, из которых состояла лю- стра – 160, он хорошо знал, но производное 40 и четырех звучало комфортнее и спо- койнее для него – когда эти кристаллы озарились, от слабого света
Что ты делаешь? – спросил Роман.
Шелли занимала весь дверной проем. Она была одета в бесформенную ночную рубашку и излучала слабое свечение, ее индивидуальная особенность, когда она пере- живала волнение или тревогу.
Жажда? – сказал он, предлагая фляжку.
Она не пошевелилась, и в ее глазах было оправданное опасение, что после при- вычной тишины, дом Годфри разразится взрывом.
Я в порядке, – неубедительно произнес он. – Я… просто думал.
Ее свечение мягко плескалась в перекрытиях люстры, как свет в крытом бассей- не. Он отодвинулся от стола.
Я уложу тебя, – сказал он.
Они поднялись на чердак, где Шелли спала на груде королевских размеров ма- трасов, скрепленных вместе лентой, натянутой крест-накрест. Шелли не очень-то дружила с кроватными каркасами. Стены от пола до потолка были выложены книгами, в одном краю размещался мольберт, а в другом старинная астролябия, составленная из латунных концентрических колец. Потолок был испещрен множеством светящихся в темноте наклеек звезд и луны.
Шелли села на кровать. Роман стоял возле астролябии и расположив пальцы на внешнем кольце, следящим за орбитой. Он рассматривал потемнение пыли на кончике пальца, глубокомысленные завитушки и водовороты, дающие отпечаток, но не под- сказку. Снаружи, раздался крик совы, и свет Шелли расплылся под ее рубашкой.
Он вытер палец об джинсы и подошел, сел на край ее кровати, отвернувшись от нее. Она ждала, что он что-то скажет.
Мягко он начал напевать с закрытым ртом. Она широко улыбнулась и присоеди- нилась к нему. Он начал петь текст, а она продолжала держать мелодию.
– Этот маленький мой свет, – пел он, – Я дам ему светить…»
Он повернулся и провел пальцами по щеке Шелли, оставив слабый, светящийся след на пути.
Давай, – произнес он. – Почистим твои зубы и сменим обувь.
29 Октября после полудня, Роман удивил Питера, отправив ему на Английском запи- ску. Прошел месяц; сегодня ночью была Луна Охотника. Отношения между ними не развивались с их ранней встречи, что, как считал Питер, было к лучшему. Роман был нестабилен, как монета, крутящаяся на столе: чем ближе она к остановке, тем с боль- шей скоростью одна сторона сменяла другу. Он не был ни орлом, ни решкой. И все потенциальные результаты их продолжающейся ассоциации не казались Питеру ис- ключенными из обширной Иерархии Дерьма Без Которого Он Мог Бы Жить.