– Так он же давно умер!
– заспорил маэстро: - Тогда еще авторских прав не было! Значит - народное!

– Именно народное!
– строго сказал дед.
– Стало быть, достояние России, часть национальной культуры, которую ты, - указующий перст деда нацелился в бриллиантовую заколку маэстро, - исказил и присвоил в корыстных целях. В чем и признался!
– с удовлетворением завершил дед.

Маэстро побледнел и затрясся.

– Однако я тебя прощаю, - милостиво произнес дед.
– За то, что идею подал. Ни к чему нам эти глупые хиты, когда есть богатейшее культурное наследие. И сейчас мы в это наследие погрузимся и подыщем что-нибудь для Дашеньки. А ты...
– взгляд деда снова обратился на композитора и посуровел.

– ... А у меня все наследие тут, - маэстро сунул деду под нос свой музыкальный пенал.
– Богатейшая база. Ваше сиятельство! Чем только смогу...

Тут в комнату вошел давешний секретарь и что-то негромко сообщил деду.

– Артем, - сказал дед.
– Доставили однокашников твоих. Иди, общайся.

Артем Грива

Подполковник Сучков сидел на диванчике у окна. Он был какой-то грустный. И это был, несомненно, он, потому что, увидев меня, мгновенно повеселел, вскочил и сразу полез обниматься и хлопать меня по спине:

– Темка, черт! Живой! А мы тебя уже хоронить собрались!

– Не дождетесь!
– заявил я, похрустывая подполковничьими ребрами.

– Вот ты, выходит, где, - сказал Иван, озирая роскошную гостиную. Как будто в первый раз увидел.
– Значит, у деда своего теперь...

– Вроде того, - не стал спорить я.
– Говори давай, что у тебя стряслось такое экстренное?

– Значит, у деда...
– Ванька решил, видно, меня поинтриговать.
– Не объявился, ничего не сказал... Или мы уже не друзья?

– Ванька, я только вчера прилетел.

– Ну так мог бы...

– Не мог. На меня, брат, нынче сезон охоты открыт.

Сучков сразу стал серьезным.

– Кто?

– Долгая история, - махнул я рукой.
– Позже. У тебя-то что, говори!

– А у меня - вот!
– Иван повернулся, картинно взмахнул рукой.

Я посмотрел... И обомлел.

На маленьком красном диванчике сидел человек. Причем я мог бы поклясться, что минуту назад его не было. Или я его не заметил. Я - не заметил! Нет, похоже, я здесь, в семейном кругу, совсем бдительность потерял.

– Здравствуй, Артем.

Я его не знал. Крепкий поджарый мужик примерно моих лет. Патлатый, как давешний маэстро. И бородатый, как йог. Он вообще был похож на йога... или на старовера из той сибирской деревни, куда меня как-то свозил Буркин - для развития общей эрудиции.

– Не узнаешь?
– спросил «старовер».

Я посмотрел на него внимательно. Мысленно убрал патлы и бороду.

– Мишка?..
– не очень уверенно предположил я.
– Мишка Лебедкин?

– Было у меня и такое имя, - подтвердил «волосатик».

Я покосился на Ивана. Помнится, года полтора назад именно он поведал мне, что титулярный советник и генеральский сын Михаил Лебедкин отбыл в служебную командировку в Китай и уже оттуда, из Китая, подал в отставку, аргументируя ее тем, что «прозрел Истину, желает отныне служить исключительно Богу».

Наше министерство отнеслось к этому вопиющему безобразию неожиданно гуманно. Отставку Лебедкин получил.

«По состоянию здоровья».

Ваня Сучков не поленился навестить однокашника в его китайском «скиту» и позже однозначно дал мне понять, что считает нашего старого приятеля-односкамеечника Михаила Лебедкина предателем и в «богоискательство» его ничуть не верит.

А теперь вот сам привел «предателя» в Государевы палаты.

Хотя нет, не привел. Их сюда доставили. Надо полагать, и проверили предварительно.

– Да он это, он!
– подтвердил Сучков.
– Ты хоть бы предупредил, Артем! Вломились ко мне в кабинет люди Государевы, взяли под белы рученьки, кинули в вертушку - и сюда. Я уж подумал: разжалуют меня, и в Казахстан, на поселение. Урюк выращивать. Всю дорогу гадал: за что? Ну мог предупредить, да?

– Урюк...
– Я хмыкнул.
– Есть такие слова. Ваше высокоблагородие: государственная тайна.
– И перевел взгляд с Ваньки на Лебедкина.

Глаза у Михаила Лебедкина были - как тонкие слюдяные пластинки: вроде бы и блестит, и прозрачное, а ничего не отражается и не видно тоже ничего.

Тот колебался: как со мной себя вести? Вроде бы односкамеечники. Положено обниматься... Только не видел он во мне особой радости от встречи.

И точно. Не было у меня ни радости, ни радушия. Не нравился мне Миша Лебедкин - «китайский отшельник». Чувствовалось в нем нечто... Чуждое. У меня на это в последнее время нюх. «Пованивало» от Миши основательно.