–  Еще раз замечу - отправишься у меня таскать камни! Останешься сегодня без обеда.

Два месяца трудился Вамуке на плантации, на третий - его перевели в дом. Три боя не выдержав ежедневных пинков и ударов хозяина, сбежали, оставив Гадсби свои заработанные деньги, и Вамуке должен был заменить одного из них.

Надсмотрщик провел Мвану через каменные ворота в огромный тенистый парк. Они прошли по посыпанным песком дорожкам, обсаженным кокосовыми и банановыми пальмами, мимо огромных клумб с яркими цветами и вышли к белому каменному одноэтажному дому с широкой каменной лестницей. Здесь они обождали немного. Огромная дверь с большими медными кольцами открылась, и из нее вышел старый негр необычайно важного вида, одетый в белый костюм.

–  Вот тот парень, о котором я вам говорил, - сказал надсмотрщик.

Старик внимательно осмотрел Вамуке и недовольно поморщился. Он провел Вамуке в дом и дал ему белый костюм. В костюме было жарко и неудобно, но приходилось мириться. Хозяин не позволял ходить в доме без рубахи.

Так началась жизнь Вамуке в доме мистера Гадсби.

В обязанности Вамуке входило подметать и убирать комнаты, а остальное время стоять у парадной двери. Он должен был докладывать хозяину о приезде гостей или же сообщать гостям, что хозяина нет дома, если Гадсби не желал видеть посетителей.

Все здесь было ново. Даже собаки были другие, не такие, каких он встречал раньше. Они никогда не бросались и не лаяли на белых. Собака, нарушившая это правило, получала трепку. Зато кусать негров никогда не запрещалось. В особенности свирепствовали собаки в присутствии Гадсби, так как знали, что негр не посмеет их ударить, если хозяин рядом.

Однажды шедший по парку Вамуке заметил подкрадывающуюся к нему собаку. Он не успел быстро вскарабкаться на пальму, и пес пребольно укусил его. Вамуке видел, как пес подбежал к Гадсби, стоявшему неподалеку, и стал тереться о его ногу, словно ища одобрения своего хозяина. И Гадсби ласково погладил его по рыжей шерсти, а Мване Вамуке, сидевшему на дереве, сердито погрозил пальцем.

Гадсби занимал весь дом со своей дочерью Анабеллой, высокой белокурой девушкой. Жена Гадсби умерла давно, и, как утверждали злые языки, не без помощи супруга, с кулаками которого она была очень хорошо знакома. Вскоре после этого ему пришлось бежать из Южной Африки, где он жил тогда: братья жены во всеуслышание поклялись отомстить ему за сестру. Гадсби срочно распродал имущество и уехал с трехлетней Анабеллой в колонию Кению, где было много «свободных» земель и дешевых рабочих рук. Здесь он получил у английского правительства несколько тысяч акров земли, которая, по указу королевской комиссии, закреплялась за ним на девятьсот девяносто девять лет, и жил с тех пор в своем поместье, как маленький царек.

Единственным существом во всем свете, которое он любил, кроме себя конечно, была его дочь Анабелла. Все в доме предназначалось для удовлетворения ее многочисленных прихотей. Желание ее было законом. Нежный отец отвергал всех женихов, считая их недостойными своей дочери, думающими больше о приданом, чем о счастье Анабеллы. И если жених случайно интересовался возрастом Гадсби, тот приходил в ярость: ему казалось, что молодой повеса подсчитывает, сколько лет осталось ждать наследства.

У Анабеллы был звучный голос. Она часто пела, аккомпани руя себе на пианино, и Мвана Вамуке, усевшись под раскрытым окном, слушал музыку, затаив дыхание и испытывая непонятное, сладостное волнение в груди. Он старался запоминать мотивы и придумывал на них свои собственные слова, так как не понимал того, что пела Анабелла.

Мрачным и необузданным человеком был Гадсби. Он почти всегда был сердит, и Вамуке боялся хозяина. Одевался Гадсби всегда одинаково: рубаха с короткими рукавами и расстегнутым воротом, короткие штаны - шорты, туфли на толстой подошве и серые гетры. Шляпы он не носил, даже отправляясь на плантацию, хотя волосы его были жидки, как трава саванны в период засухи. За двадцать лет он привык к палящему солнцу Африки.

Гадсби регулярно занимался спортом. Больше всего он любил бокс, и слуги поочередно были его партнерами. Гадсби умело действовал кулаками, и слуга проклинал тот день и час, когда хозяин намечал его своей очередной жертвой. Гадсбн не любил слабых противников, и негры, зная об этом, обычно старались после первых же ударов упасть на пол и притвориться нокаутированными. Гадсби знал об этой маленькой хитрости и применял против нее свой особый, им самим придуманный прием; Как только «противник», получив удар, распластывался на полу и закрывал глаза, старый слуга, исполнявший роль судьи, по знаку хозяина несколько раз быстро проводил размочаленным концом сухой бамбуковой палочки по пяткам притворившегося негра. Негр инстинктивно отдергивал ноги, чем и выдавал себя.

Вамуке ничего не знал об этом.

Как-то утром он подметал зал, где вечером принимали гостей. Неожиданно за стеной послышались сердитые крики, и в дверях показалась огромная фигура Гадсби. По его красному лицу Вамуке понял, что хозяин не в духе. Гадсби нахмурил белые, выгоревшие брови и уставился на слугу тяжелым взглядом невыспавшегося человека. На нем были мягкие спортивные туфли, короткие трусы и большие кожаные перчатки. Несмотря на ранний час, Гадсби был уже пьян.

–  Где Умаба?
– угрюмо буркнул он, входя в зал.

–  Моя не знай.
– Негр попятился от хозяина в дальний угол.

–  Из-за какого-то черномазого срывается тренировка!
– проговорил Гадсби раздраженно.
– Негр удрал. Все вы трусы!

Он критически осмотрел стоявшего перед ним со щеткой в руках Вамуке:

–  Тебя как зовут?

–  Мвана… - Непр робко посмотрел на огромного хозяина и переступил с ноги на ногу.

–  Подойди сюда, - приказал Гадсби, продолжая рассматривать слугу.

Вамуке подошел к белому, не подозревая о его намерении. Вдруг удар кожаной перчатки обрушился на его подбородок, и он отлетел на несколько шагов, едва не упав. Гадсби криво усмехнулся.