Свою нужность. Свою неотъемлемость. Короче, слегка подкормить своё Чувство Собственной

Важности, дабы затюканный бытовухой эгоизм немного воспрял перьями, и внутрях чтоб слегка

потеплело и благодарно заурчало. Вот именно туда и направил свои покрышки Артемий

Феоктистович Шматко. Он выехал из городка. Дорога потянулась пустынная. По краям росли

редкие низкие кустики нуихмыть-травы, покрывая всё видимое пространство по обеим сторонам

от грунтовки до самого горизонта. Стал накрапывать дождик. Ласковый такой и грибной, то бишь

заказанный у Потолочного Разумения колониями местных грибов соответствующим

официальным запросом. Показалось мелкое селение со снующими туда-сюда через трассу

жителями. Бухгалтер сбавил ход, включил щётки на смотровом стекле и обогрев внутри кабины.

Стало тепло и уютно. Дорога шла прямая, как стрела вождя индейцев Виннету. От всех этих

неожиданных приятностей Артемий Феоктистович разомлел. Веки стали предательски тяжелеть, и

наконец, под шум моросящих капель, наш уставший от суеты и работы офисный служащий обмяк.

Глаза его закрылись ещё до того, как автомобиль въехал в шумно и сильно населённый пункт.

Разбрызгивая придорожную грязь, самоходный экипаж летел вперёд. Перед селением не было ни

88

таблички, ни указующего камня, ничего. Если не считать непонятно откуда взявшегося на обочине

того же странного сухопарого дядьку в нелепой оранжевой жилетке и фуражке, который вышел из

кустов и опять дружелюбно помахал рукой проносящейся мимо машине. Вода лилась ему за

шиворот, но он, казалось, этого и вовсе не замечал. Когда авто скрылось в набиравшем силу

дожде, дяденька улыбнулся и снял мутные, почти круглые очки. В абсолютной черноте между

веками отразились потоки дождя. Он мигнул этой непроглядной чернотой вслед промчавшейся в

село машине. Морщинки вокруг его глаз собрались в смешные лучики. Вскинув руку в локте,

дядька глянул на свои большие командирские наручные часы, хихикнул и перевёл стрелки назад

на два часа с четвертью.

— Спешат всё. Спешат. А куда спешат? Куда спешить-то? Эх, Артемий Феоктистович, —

проворчал по-стариковски ангел, протёр мутные стёкла, снова нацепил на нос очки и повернул

обратно в кусты. Лишь закряхтела чужедальная песенка ему вслед:

…И когда оно опять

Будет на небе сиять,

Малыши твои мохнатые,

Медвежата толстопятые,

Сами к дому прибегут:

Здравствуй, дедушка Мытут!

И лишь только первые ветки стали цепляться за его одежду, как вдруг дядька в жилетке

неожиданно мигнул пару раз, словно лампа дневного света, замерцал на ходу и исчез вовсе.

Сказка дедушки Мытута нумеро дос. Сон Артемия Феоктистовича Шматко, летящего

вдоль по Укатному Пути навстречу неведомому будущему своему, а заодно и табличке

«Пустомельная Чушь. 44 кг»

— Шматко, патроны!

— А?

— Хренотня! Патроны, спрашиваю, мля, где? Почему ремень не начищен? В наряд, мля,

пойдёшь, гальюны драить и приближать нас к светлому будущему всех народов! Понятно, мля?

— Так точно, товарищ капитан!

Рота в сорок четыре человека стояла на пирсе, в который било свои серо-стальные волны море.

Точнее, что это таки море— Артемий Феоктистович не знал, да и знать-то не мог, ибо в жисть

свою не видовал. И где он сам, и что происходит — понимания так же не наблюдалось. Думать

времени не было. Разум дал ему единственное в данный момент трезвое решение: как можно

быстрее вжиться в ситуацию, слиться с окружающей средой и уже потом постепенно разбираться,

89

что здесь и к чему. Сейчас на нём был чёрный морской бушлат с начищенными золотыми

пуговицами, затянутый под рёбра ремень, бескозырка (морская фуражка без козырей, но с

ленточками) и намазюканные до блеска чернющие ботинки. Ботинки, надо сказать, весьма

хлипкие для такой температуры воздуха и такой влажности. А было ведь холодно. И не просто

холодно. Стоял нормальный такой моктябрьский дубак! Дубак оголтелый и беспощадный. И