Впечатление окулярчики эти оставляли неприятное. Казалось, будто глаза у собеседника были

слепы и безучастны.

— Лучше не стоит, — заметил как бы невзначай дядя.

— Чего?

— Очки мне снимать не стоит, — так же спокойно ответил дядя. — По крайней мере, пока что.

— А, ну ладно, — уже более мирно заговорил Артемий Феоктистович. — А где я?

— От тебе и на, началась скукота. Антракт веселию…

— А чё, а чё?

— Да ничё! Антракт у тебя намечается в судьбинушке, вот чё! Остановка на кармической

магистрали. Полустанок на Пути Дао. Перекур в Дхарме.

95

— Это что ж, под статью?!

— Слышь, Артемий, у меня фуражка зырь какая. Ни тебе кокард, ни ярлыков. Стало быть, в

роду карательных войск и наказательных учреждений не значусь. Мне фуражка эта досталась от

одного пьяного матроса. Он со мной поспорил, на кон её поставил и проиграл. Светила на

фуражке ентой ещё и морская кокарда, красивая такая, с якорем, но где-то среди звёзд потерялась.

Артемий Феоктистович окончательно слетел головой с трансформаторов, ибо идея о

потерявшейся в космосе среди звёзд морской кокарде была выше возможностей его слегка

подвисшего личного встроенного компьютера, который медиками обозван скучным и холодным

словом «мозг».

— Вы не из органов?

— На любой абсолютный вопрос ты, Феоктистыч, всегда будешь в относительности получать

два равнозначных ответа: и «да», и «нет»! И заметь, оба они будут верны. Зависит от точки зрения.

Я, безусловно, состою из каких-то органов, но по факту весьма отличающихся от твоих, ибо ни в

жратве, ни в тёплом стульчаке под раздумья не нуждаюсь. А органы всё ж имеются, и вполне

официальные, будь спокоен. Ксиву могу предъявить на сей счёт. Глянь!

Тут мужичок в жилетке и вовсе отчебучил знатный цирковой номер. Распахнув оранжевую

жилетку, он поднял до пупа невнятного цвета полинявший свитер, а оттуда жахнуло теплом и

светом, как из солярия.

Артемий Феоктистович прикрыл глаза ладонью.

— Видал? — Мужичонка опустил подол обратно и хитро как будто прищурился мутными

очками.

Подослепший Артемий только и смог, что отрицательно замотать головой.

— Верно, Шматко, и смотреть там нечего! — перейдя вдруг на суровый официальный тон,

проговорил дядька. — Коли будешь на сварку пялиться, дык совсем зыркалки растеряешь!

Короче, за многочасовые заслуги в бухгалтерском деле без особой пользы для общего вселенского

движения Всея Сангхи к Полной И Окончательной Нирване Без Нирватрёпки тебе, господин

Шматко, объявлен Потолочным Разумением отпуск длиной в одну четверть полупериода оборота

бегемота в обормота на тихом далёком ранчо «Млечный Путь» на одной из крайних делянок. Там

ты подменишь на оставшийся срок своего однофамильца и будешь сыром в масле кататься до

самого что ни на есть беспечального своего с жёнушкой конца, до самого Великого

Ежемгновенного Обновления!

— С жёнушкой? — поперхнулся при этом слове Артемий, разом забыв всё, что до этого было

произнесено дядькой.

— Именно, с новой и благодарной женой!

— Благодатной?

— Артемий, всё просто, ты не вибрируй тут, словно пейджер! Благодатней не сыщешь! Я

другой такой страны не знаю, как говорится. Некий морячок, который там до тебя пока ещё воздух

портит, — такая бесятина ухопяточная, что после него ты Нюрочке будешь наградою

96

пожизненной за её многочасовые заслуги в семейном деле без особой пользы для общего

вселенского движения Всея Сангхи к Полной И Окончательной Нирване Без Нирватрёпки. Двумя

зайцами в одно дуло, так сказать! Дедушке Мазаю и Шерлоку Холмсу раскрытие таких

«глухарей» и не снилось. Сечёшь? Бери путёвку и не благодари! Да и девка — что надо! — Дядька

подмигнул очками.

Артемий Феоктистович нутром бухгалтерским чуял, что над ним сейчас совершается какая-то

грандиозная разводка. И что разводят его не просто по-пацански на денюжку, но на само бытие

житейское. И последней у него мелькнула мысль, что в бухгалтерии небесной тож весьма