Шрифт:
Я с вечера собралась в путь,
Рассвета дождалась чуть-чуть.
А ночью гром и дождь шумит.
Вдруг самолет не полетит,
Коль будут тучи и гроза?
Сомкнуть я не могла глаза.
Но утром ясен небосвод.
В одиннадцать будет самолет, —
По телефону говорят.
Я собираю свой «наряд»:
Галоши, плащ и сухари.
Как не боишься ты? Смотри,
ведь для полета труден путь.
Не лучше ль будет отдохнуть,
день, два иль три машину ждать —
Здесь славно можно погулять…
А что вы говорите мне?
Я полетела б и во тьме
и поплыла бы в ураган;
Ведь там родной мой «мальчуган».
На аэродроме ждет машин
Какой-то важный гражданин
и девушка. Она спешит.
Но как начальник разрешит?
И ждали, ждали целый день…
Сначала тучи, ветер, темь,
затем — в машине перегруз…
О, нет, я, верно, не дождусь!
И так до вечера ждала,
И снова день и до утра…
Наутро ожиданье тож,
А день сияющий погож.
Но вот идут, меня зовут,
Мне вещи на поле несут.
И взмыли вверх. Лишь ветра свист.
Смотрю я из кабины вниз:
Леса, и горы, и поля…
Ух, далеко внизу земля!
Мы под горой идем, и вот
мне говорит вдруг пилот: —
Грозу передают сейчас.
Придется сесть в недобрый час
Не там, где надо. Как-нибудь,
куда-нибудь, Лишь дотянуть… —
И, сели… Ждали. Снова день.
То дождь, то ветер, тучи, темь.
Ведь самолет-то мой «У-2»,
летает он едва-едва.
Но все же он меня довез
скорей, чем черный паровоз.
До Белорецка добралась,
Пешком я дальше пробралась
Через леса, через поля…
Везде родная ведь земля!
Усталости не знала, нет.
Скорей бы донести привет
Тебе от мамы, от друзей
И увидаться поскорей!..»
К Леве относились все хорошо: и начальство и охрана. Начальник конвоя приютил жену Левы в своей семье. Лева подал заявление — разрешить свидание с женою. Ему разрешили — на три дня.
Свидания в этой лесной колонии еще не были организованы, не было и помещения для них. Поэтому начальство, посоветовавшись, определило, чтобы свидание происходило в проходной — той самой, через которую проходили конвой и бригады.
Свидание разрешалось только на пятнадцать минут. Это было меньше всего, что они ждали. В неуютной, грязной проходной, на скамейке у перегородки надлежало им встретиться.
Свидание состоялось в присутствии дежурного по охране. Эти объятия и поцелуи после долгой разлуки невозможно передать. Чистая, святая любовь освещала все. Убогая обстановка проходной как бы перестала существовать.
Едва переступив порог тюрьмы, среди всевозможных испытаний и волнений, Лева никогда не забывал своей маленькой Маруси. Среди тягот и тьмы последних лет она была лучом света, который пробивался во мраке. Ведь было так темно, так мрачно! Потускнела, потухла духовная жизнь в братстве, исчезли общины, и от молодежи, которая некогда шумно, горячо заявляла, что она идет за Христом, не осталось ничего, хотя бы слабо светящегося огонька. Неверие, грех торжествовали полную победу. И словно не было никакой надежды на просветление.
И в эту пору они пошли вместе, и в ней, которая жила среди общего мрака, заискрились лучи света. И это потому, что Лева старался разжечь этот свет. Это получилось само собой. Надежда, молитва все ярче разгорались. Для Левы его спутница была чудной и необыкновенной, дарованной, среди всех его горестей, свыше. И здесь, в Куезах, каждый вечер, кончая работу, он вспоминал их маленькую, очень короткую жизнь. И она казалась ему чудной, необыкновенной музыкой. И вот эта музыка сразу остановилась, разбилась, остались одни воспоминания. А чувство любви горело, и дух, душа и тело жаждали совместной жизни, труда, больших радостей…