При этой вспышке злобы королева, маркиза де Мойя и донья Мерседес выронили рукоделие и одновременно устремили на прелата огорченный взгляд. Все они надея¬ лись, что препятствия, вставшие на пути к благополуч¬ ному завершению переговоров, будут устранены и что Ко¬ лумб, завоевавший их глубокое уважение смелостью и не¬ обычностью своих замыслов, сможет вскоре отправиться в путь. Любопытство их было возбуждено до предела, ни о чем ином они уже не могли думать и ждали .осу¬ ществления этих замыслов с понятным нетерпением. Тем неожиданнее и горше было разочарование. У Мерседес тоскливо сжалось сердце; донья Беатриса и королева были глубоко опечалены. — Надеюсь, вы должным образом изъяснили сеньору Колумбу, что мы ему предлагаем? — с необычной для себя резкостью обратилась Изабелла к архиепископу. — Не¬ ужели он все еще настаивает на предоставлении ему и его потомству титула и власти вице-короля?. Неужели он не отказался от своих неслыханных и оскорбительных тре¬ бований? — Именно так, ваше величество! Сам Людовик Фран¬ цузский или Генрих Английский в переговорах с короле¬ вой Кастилии не могли бы держать себя высокомернее и неуступчивее этого подыхающего с голоду генуэзца! Он стоит на своем. Он воображает себя избранником божьим, но тот, кто действительно ощущает в себе высокое при¬ звание, нё станет держать подобные речи и ставить подоб¬ ные условия. Ему нет оправдания! — Что ж, такая настойчивость делает ему .честь, — заметила королева,— но всяким уступкам тоже , есть пре¬ дел. Я больше не стану его защищать. Предоставим Ко¬ лумба его судьбе, которая не замедлит воздать ему дол¬ жное за самомнение и за все его неслыханные притязания. Это прозвучало, как приговор: в Кастилии Колумбу, видимо, больше нечего было делать. Архиепископ успоко¬ ился. Он о чем-то еще переговорил наедине со своей ду¬ ховной дочерью и удалился. Вскоре после этого Кристоваль Колон, как его назы¬ вали испанцы, или Христофор Колумб, как он позднее на¬ зывал себя сам и как называем его мы, получил оконча¬ тельный ответ. Его условия были отвергнуты и всякие переговоры о путешествии в Индию кончены раз и на¬ всегда. 105

Глава VIII Да, так всегда со мной бывало: Чем радужней была мечта, Тем безнадежней увядала, Подобно розе без куста. Томас Мур1, «Лалла Рук» Было всего лишь начало февраля, но погода в этих южных краях стояла по-весеннему мягкая. Наутро после описанного выше разговора перед одним из невысоких домов Санта-Фе, возведенных для нужд испанской армии, собралось человек шесть — восемь. Но привлек их сюда не солнечный день, а гораздо более важное дело. Все это были степенные пожилые испанцы, если не считать юного Луиса де Бобадилья. Статная фигура Ко¬ лумба возвышалась над всей этой группой. Генуэзец был в дорожной одежде, неподалеку его ожи¬ дал послушный и сильный андалузский мул. Рядом с му¬ лом стоял оседланный боевой конь: видимо, кто-то соби¬ рался проводить мореплавателя. В числе собравшихся были верный друг Колумба — главный казначей королевства Кастильского Алонсо де Кинтанилья и главный сборщик и хранитель церковной казны Арагона Луис де Саитанхель2, который одним из первых оценил справедливость мудрых суждений генуэз¬ ца и величие его замысла. Оба пытались в чем-то убедить мореплавателя, но вскоре разговор их подошел к концу, и Сантанхель воскликнул со свойственной ему горячно¬ стью и прямодушием: Клянусь славой обеих корон, не так должно было кончиться это дело! Но прощайте, сеньор Колумб. Да хра¬ нит вас бог, и да пошлет он вам более мудрых и беспри¬ страстных судей! То, что было, заставит нас устыдиться, а то, что будет, сокрыто временем. Затем все, кроме Луиса де' Бобадилья, простились с Колумбом. Как только провожающие разошлись, генуэ¬ 1 Мур Томас (1779—1852) ирландский поэт. 2 Луис де Сантанхель*— управитель дворцовой палаты Арагонского королевства, ведал всеми хозяйственными и финансо¬ выми делами королевства. Сантанхель изыскал средства для сна¬ ряжения экспедиции Колумба, ссудив королевскую казну суммами из церковных сборов и взятыми в долг у банкиров. 106

зец сел на мула и в сопровождении юного графа двинулся вперед по людным улицам. Оба не обменялись и словом, пока город не остался позади; Колумб только вздыхал временами, как человек, удрученный глубокой печалью. Однако лицо его было спокойно, осанка горда, а глаза горели неугасимым огнем. Когда они миновали городские ворота, Колумб учтиво обратился к своему спутнику и поблагодарил за любез¬ ность. Но мысли его вскоре приняли иной оборот, и он сказал: — Я благодарен вам за оказанную честь и вижу в этом свидетельство вашей юности и благородства души. Вы заметили, друг мой Луис, что, когда мы проезжали по улицам, многие испанцы с насмешкой указывали на меня пальцем? — Да, сеньор, — ответил Луис, краснея от гнева. — И, если бы не боязнь огорчить вас, я бы затоптал этих бродяг конем, раз уж со мной нет копья, чтобы проткнуть их насквозь! — О нет, сдержавшись, вы поступили умнее. Но люди есть люди, и от них зависит общественное мнение. Впро¬ чем, простонародье и знать мало чем отличаются друг от друга, несмотря на разницу в положении, — просто ка¬ ждый изъясняется по-своему. Есть низменные души среди дворян и благородные — среди простого народа. Вот вы по своей доброте меня провожаете, а сколько упреков и нареканий ждет вас за это при дворе! — Пусть только кто-нибудь посмеет говорить о вас неуважительно, и он будет иметь дело с Луисом де Бо- бадилья! У кастильцев горячая кровь, а в нашем роду и подавно! — Я бы не хотел, чтобы кто-либо за меня вступался. Тем более, что, если мы будем обращать внимание на все, что думают и говорят глупцы, нам не придется вклады¬ вать меч в ножны. Пусть себе молодые дворянчики зло¬ словят в свое удовольствие, только вы не заставьте меня пожалеть о дружбе с вами! Луис горячо запротестовал, но его задело обидное сло¬ во, и он тут же спросил: — Вы говорите о дворянах, как будто сами не при¬ надлежите к их числу, сеньор Колумб. Но ведь вы тоже, конечно, дворянин?, 107

— А если нет, ваши чувства и ваше мнение обо мне изменятся? Дон Луис вспыхнул и мысленно выбранил себя за оплошность, но тут же без всяких колебаний и уверток ответил: —- Клянусь святым Педро, моим новым покровителем, я бы хотел, чтобы вы были дворянином, сеньор, хотя бы ради славы самого дворянства. Среди дворян слишком мало людей, достойных рыцарских шпор, и вы были бы для нас ценным приобретением! — Все изменчиво в этом мире, юный мой друг, — улы¬ баясь, заметил Колумб. — Меняются времена года, день сменяется ночью, кометы появляются и исчезают, моиар- хц становятся .подданными, подданные — монархами, дво¬ ряне забывают о своих предках, а плебеи превращаются в дворян. В. нашей семье есть предание, что некогда мы принадлежали к знатному роду, однако время и неудачи низвели нас до теперешнего скромного положения. Но, если мне посчастливится во Франции более, чем в Касти¬ лии, неужели дворянин Луис де Бобадилья откажется быть моим спутником в великом путешествии только по¬ тому, что его капитан не может предъявить дворянские патенты? — Это была бы самая недостойная причина! Не ду¬ майте обо мне так плохо. Нам предстоит сейчас расстать¬ ся, — надеюсь, на время, — так позвольте мне быть с вами откровенным до конца! Каюсь, когда я впервые услышал о вашем замысле, я принял его за бред сумасшедшего... — Ах, друг мой Луис! — прервал его Колумб, грустно покачивая головой. — Так думают слишком многие! Бо¬ юсь, что дон Фердинанд Арагонский и этот засушенный прелат, который говорил от его имени, держатся того же мнения. — Простите меня, сеньор Колумб, если я невольно обидел вас. Но я был однажды несправедлив к вам и те¬ перь хочу искупить свою вину. Да, раньше я тоже так думал и заговорил с вами только для того, чтобы посме¬ яться над вымыслами чудака. Не сразу проникся я дове¬ рием к вашей теории, но меня поразило, что ее отстаивает такой глубокий мыслитель и философ, как вы. Видимо, при этом я бы и остался, удовлетворив свое любопытство, если бы не особые обстоятельства глубоко личного харак¬ тера. Вы, наверно, знаете, сеньор, что я принадлежу к 108

одному из древнейших родов Испании и обладаю немалым состоянием. Несмотря на это, я не всегда оправдывал на¬ дежды, возлагаемые на меня моими опекунами, которые... — Об этом не следует говорить, мой добрый... — Нет, следует, клянусь святым Луисом! Я должен сказать все. Мною всегда владели две непреодолимые страсти, иной раз вытесняющие одна другую. Одна из них —любовь к странствиям, жгучее желание видеть но¬ вые страны, бродить по морям по воле ветров и волн. Дру¬ гая — любовь к Мерседес де Вальверде, самой прекрас¬ ной, верной, доброй, ласковой и чистосердечной девушке во всей Кастилии! — И к тому же дворянке, — улыбаясь, добавил Ко¬ лумб. — Сеньор, я не люблю шутить, когда речь идет о моем ангеле-хранителе, — насупившись, ответил юноша. — Она не только дворянка, достойная оказать честь моему роду, — в ней течет кровь самих Гусманов! Так вот, из-за своей любви к бродяжничеству я утратил расположение многих и едва не потерял свою любимую. Даже моя род¬ ная тетка, ее опекунша, начала смотреть косо на мои ухаживания за Мерседес. Донья Изабелла, чье слово закон для всех придворных дам, тоже настроена против меня, и теперь мне необходимо завоевать ее расположе¬ ние, чтобы жениться на Мерседес. И вот я додумал, — как истинный рыцарь Дуис решил все взять на себя, чтобы не выдать свою возлюбленную, — я подумал: а что, если мою склонность к странствиям направить на дости¬ жение какой-нибудь благородной цели? Например, такой, как ваша. Тогда мой недостаток превратился бы в досто¬ инство в глазах королевы, а затем и всех остальных! С этой надеждой я пришел к вам, а потом ваши доводы окончательно убедили меня. Теперь ни один священник не верит так свято в бога, как я в то, что кратчайший путь к берегам Катая лежит через Атлантический океан; ни один ломбардец так не убежден, что его Ломбардия плоская, как я в том, что земля — это щар! — Не следует говорить так непочтительно о служи¬ телях церкви, сеньор мой, — сказал Колумб и тут же с улыбкой добавил: — Значит, вас привлекли на мою сто¬ рону два таких мощных союзника, как любовь и разум? Сначала любовь, как более сильная, преодолела первые преграды, а затем разум довершил дело? Что ж, так 109

часто случается: любовь торжествует в начале, разум —* в конце! — Я не отрицаю могущества любви, сеньор, ибо сам я не в силах с нею бороться, ^ продолжал Луис.— Те¬ перь вы знаете мою тайну, знаете мой намерения, и мне нечего больше от вас скрывать, А потому я торжествен¬ но клянусь, — при этих словах Луис обнажил голову и поднял глаза к небесам, последовать за вами в это пу¬ тешествие по первому же зову, на любом судне, из лю¬ бого порта, как только вы пожелаете! Даю эту клятву в надежде, во-первых — послужить богу и церкви, во-вто¬ рых — увидеть берега Катая и, наконец, — завоевать до¬ пью Мерседес де Вальверде^7 Принимаю ваш обет, сеньор, проговорил Колумб, пораженный искренностью и пылом юноши. — Хотя, если уж держаться истины, вы бы могли перечислить выше¬ упомянутые причины в обратном порядке! Луис был настолько увлечен своими мыслями, что даже не заметил шутки. — Через несколько месяцев я стану полновластным хозяином своего состояния, — продолжал он, — и тогда ничто, кроме запрета самой королевы, не помешает нам снарядить по крайней мере одну каравеллу. Надеюсь, что денег хватит и на две, если только опекуны за годы моей юности не опустошили все мои сундуки. Дон Фердинанд мне не указ — я служу старшей ветви рода Трастама- ры, — и холодные расчеты короля меня не удержат. Ваши намерения великодушны, и ваши чувства де¬ лают честь такому благородному и смелому юноше, как вы, но принять это предложение я не могу. Было бы не¬ достойно Колумба, если бы он воспользовался даром столь доверчивой души и столь горячей головы. Да к тому же главное и не в этом! Мне необходима поддержка какого- либо могущественного государя. Даже сам Гусман не ре¬ шился бы взяться за такое обширное предприятие! Без высокого покровительства все наши открытия пойдут на пользу другим: ими воспользуются португальцы или еще кто-нибудь, а мы останемся ни при чем. Я чувствую в себе силы совершить славный подвиг, но он должен быть осу¬ ществлен в полном соответствии с величием замысла и цели... А теперь, дон Луис, простимся! Если во Франции мне улыбнется счастье, вы обо мне услышите. О спутнике с таким благородным сердцем и твердой рукой я могу 110

лишь мечтать! Но пока вам не следует больше искушать судьбу. В Кастилии я конченый человек. Знакомство со мной не пойдет вам на пользу. А потому говорю еще раз: здесь мы должны расстаться! Луис де Бобадилья горячо запротестовал, уверяя, что мнение других ему безразлично. Однако более умудрен¬ ный годами и опытом Колумб не мог позволить доверчи¬ вому юноше из-за дружбы с ним рисковать своим буду¬ щим. Сам-то он стоял много выше людской молвы, но сей¬ час речь шла не о нем. Простились они тепло. Колумб был растроган искрен¬ ностью и глубоким волнением юноши, тем не менее, отъ¬ ехав не очень далеко от города, они все-таки расста¬ лись: Колумб поехал дальше, а дои Луис де Бобадилья повернул назад. Кровь Луиса кипела от ярости при мысли обо всех унижениях и оскорблениях, которые, как он догадывался, пришлось претерпеть его новому другу. Совсем иные чувства обуревали Колумба. Семь мучи-« тельных лет он убеждал государей и знать Испании по¬ мочь ему снарядить экспедицию. Сколько лишений, на¬ смешек и даже оскорблений пришлось ему вынести за эти долгие годы, — лишь бы не потерять даже тех немногих сторонников, которых ему удалось приобрести среди наи¬ более свободомыслящих и просвещенных умов! Пытаясь сделать сильных мира сего еще могущественнее, он сам едва зарабатывал себе на пропитание. Каждый луч на¬ дежды, как бы ни был он слаб, Колумб ловил с жадной радостью, и каждое новое разочарование встречал со стой¬ костью, достойной самых закаленных сердец. Но теперь он переживал особенно горькие минуты. Когда Изабелла снова призвала его, самые радужные мечты овладели душой Колумба. Однако он терпеливо ждал конца осады, сохраняя холодное достоинство и фи¬ лософическую покорность судьбе, которым научился за последние годы. Но вот приблизился решительный час, и все его светлые надежды рухнули. Он думал, что его на¬ мерения будут поняты, его самого оценят и его возвышен¬ ный замысел осуществится. А вместо этого на него по- прежнему смотрели как на безумца, словам его не верили, в услугах его не нуждались. Блистательные планы, вынашиваемые годами, рухнули в один день, оказанная ему ненадолго милость лишь возбудила несбыточные 111

надежды, и теперь разочарование было еще мучительнее и горше. Поэтому нет ничего удивительного, что, когда Колумб остался один на дороге, даже его непоколебимая душа дрогнула. Мореплаватель уронил голову на грудь. При¬ шел тот горький час, когда прошлое заслоняет грядущее, когда все сладостные упования тонут в волнах перене¬ сенных страданий. Семь лет, проведенных в Испании, были потеряны напрасно! А впереди его ждали, может быть, еще более долгие и трудные испытания, которые тоже могли кон¬ читься ничем. Ему шел уже шестидесятый год, жизнь ускользала от него, а великая цель была по-прежнему не¬ достижима. И все же высокая решимость поддерживала его. Ни на один миг не возникало у него мысли о том, чтобы посту¬ питься своими правами, либо сомнения в осуществимости великого замысла. Тяжко было у него на душе, но он со¬ хранял все свое мужество. — Есть же бог всемогущий! — воскликнул Колумб. — Он должен знать, что хорошо, что плохо, и ему я вверяю себя! Некоторое время мореплаватель ехал молча, потом глаза его сверкнули, едва приметная улыбка осветила су¬ ровое лицо, и он пробормотал: — Да, господь что-то мешкает, но все равно мы до¬ плывем до язычников, даже не знающих его имени! После этой короткой вспышки чувств суровый море¬ плаватель, чьи волосы были уже белы как снег от забот, трудов и лишений, уверенно продолжал свой путь. Он сознавал, что создан для великих дел, а в остальном спо¬ койно полагался на судьбу. И, если тяжелые вздохи вре¬ менами вырывались из его груди, лицо его сохраняло гор¬ деливую непроницаемость;, если печаль и разочарование терзали его сердце, оно было достаточно сильно, чтобы вынести и эту боль. Оставим теперь Колумба на выочной тропе, пересе¬ кающей равнину Вега, и поспешим обратно в Санта-Фе, ко двору Фердинанда и Изабеллы, возвратившихся туда после песколышх дней, проведенных в Альгамбре. Луис де Сантанхель, человек пылких чувств и вели¬ кодушных порывов, был одним из тех редких избранни¬ ков, чей разум намного опережает свое время. Просвет¬ 112