мужчинам. Даже среди самих арагонцев вряд ли найдется хоть один юный рыцарь с горячей кровью, который бы искренне и честно любил дона Фердйнанда. Зато доныо Изабеллу боготворит вся Кастилия! — Может быть, вы отчасти и правы, Луис, но все равно говорить об этом опасно. Дон Фердинанд наш ко¬ роль, и, хотя я не так уже много бываю при дворе, мне кажется, что тем, кто вершит судьбы простых смерт¬ ных, часто приходится потакать их слабостям, чтобы порочность людей не восстала против самых мудрых ре¬ шений. Кроме того, как можно искренне любить жену и не уважать ее мужа? Мне кажется, супруги так тесно связаны между собой, что у них один характер, одни достоинства и одни недостатки. — Надеюсь, вы не станете сравнивать искреннее благо¬ честие и добродетели нашей царственной повелительницы с осторожностью и лукавством нашего погрязшего в ин¬ тригах короля! — Я не хочу их сравнивать, Луис. Мы обязаны их одинаково чтить и повиноваться им обоим. И если в донье Изабелле больше искренности и чистосердечия, прису¬ щего женщинам, то разве не объясняется это теми раз^ личиями, которые существуют между женщиной и муж¬ чиной? — Если бы я действительно думал, что вы хоть в какой-то мере относитесь ко мне так же, как к этому рас¬ четливому и лицемерному королю Арагонскому, я бы при всей моей любви к вам сбежал куда глаза глядят, чтобы не сгореть со стыда! — Никто не собирается вас равнять с лицемерами или обманщиками. Просто иногда бывает лучше промолчать, чем говорить правду, а вы этого не умеете, вот как сей¬ час. А когда вам об этом говорят, у вас делается такой вид, словно вы готовы ринуться на обидчика и пронзить его копьем! — Должно быть, я не очень-то хорошо выгляжу, если мой вид вызывает у вас подобные мысли, прекрасная Мер¬ седес! — с упреком ответил юноша. — Я вовсе не себя имела в виду, — поспешила попра¬ виться Мерседес, и на щеках ее снова вспыхнул румя¬ нец. — Ко мне вы всегда были снисходительны и добры, Луис. Я только хотела, чтобы, говоря о короле, вы выска¬ зывались осторожнее. 72

—г Ну хорошо. Вы начали говорить о том, что я мор-^ ской бродяга... — Нет, нет! Я таких слов не говорила! Это ваша те¬ тушка могла бы так сказать, да и то без всякого намере¬ ния вас обидеть. А я сказала, что вы много путешествовали и побывали в дальних краях. — Хорошо. Возможно, я и заслужил прозвище бро¬ дяги, поэтому не стану жаловаться. Вы сказали, что я много странствов!ал, повидал далекие земли, и с одобре¬ нием отзывались о планах генуэзца. Насколько я понял, вы хотите, чтобы я присоединился к этому искателю приключений, не так ли, Мерседес? — Да, Луис, вы меня правильно поняли. Я считаю, что это смелое предприятие вполне достойно вашего дерзкого разума и вашей воинской доблести. А слава, которую оно вам принесет в случае успеха, заставит забыть все ваши прежние ошибки, совершенные под влиянием горячности и неопытности. С минуту дон Луис молчал и пристально смотрел на разрумянившееся лицо Мерседес. Глаза ее сияли огнем возвышенного восторга, но в сердце юноши зашевелился червь ревности .и сомнения. Он спрашивал себя, действие тельно ли это прелестное создание так искренне печется о его судьбе и не кроется ли за желанием отправить его в далекий путь какая-нибудь задняя мысль? — Больше всего я хотел бы сейчас заглянуть в вашу душу, донья Мерседес, — наконец проговорил он. — Де¬ вичья скромность и робость очаровывают и ослепляют нас, делая вашими рабами, и в то же время держат нас в полном неведении, Всем этим чарам я предпочел бы сейчас открытую схватку на поле боя с поднятым - за¬ бралом! Значит, вы хотите, чтобы я отправился в экспе¬ дицию, которую большинство разумных и осторожных людей, в частности дон Фердинанд, коего вы так чтите, считают безумной и обреченной на верную гибель? Если это так, я завтра же отправлюсь куда глаза глядят, лишь бы избавить вас от своего ненавистного присутствия и не мешать вашему счастью! — Как вы можете говорить так, дон Луис! Что дало вам право для столь жестоких и несправедливых подо¬ зрений! — воскликнула Мерседес. Подобное недоверие заслуживало самых суровых слов, но, несмотря на всю свою гордость, девушка не могла совладать с собой, и 73

слезы обиды брызнули у нее из глаз. — Вы знаете, что никто здесь не желает вам зла, вы знаете, что все готовы воздать вам должное, хотя от сдержанных и осторожных кастильцев трудно ожидать, чтобы они относились к та¬ кому скитальцу, как вы, с тем же одобрением, как к какому-нибудь любезному придворному или доброде¬ тельно-суровому рыцарю. — Простите меня, дорогая Мерседес, но ваша холод¬ ность и неприязнь порой сводят меня с ума! — Холодность! Неприязнь! Как вам не совестно, Луис де Бобадилья! Когда Мерседес де Вальверде была такой с вами? — Боюсь, что и сейчас донья Мерседес де Вальверде подвергает меня подобному испытанию. — В таком случае, вы просто не понимаете моих побуждений и дурно судите о моем сердце. Нет, Луис, я не испытываю к вам неприязни и не могу быть с вами холодна. Но раз подобные подозрения настолько овладели вами и причиняют вам страдание, я постараюсь говорить яснее. Я даже готова поступиться своей девичьей гор¬ достью, позабыть о сдержанности и осторожности, прили¬ чествующих моему положению, лишь бы избавить вас от сомнений, хотя и знаю, что потом вы можете подумать обо мне бог весть что и, может быть, даже снова устре¬ митесь очертя голову в какое-нибудь невообразимое пла¬ вание на поиски новых приключений. Но все равно, я скажу: советуя вам присоединиться к Колумбу и добро¬ вольно принять участие в осуществлении его благород^ ного замысла, я заботилась только о вашем счастье* Сколько раз, снова и снова вы клялись, что ваше счастье. — Мерседес! О чем вы говорите? Мое счастье это вы! — А для того, чтобы я была с вами, вам нужно оправ¬ дать в глазах людей вашу склонность к бродяжничеству каким-либо достойным делом, которое принесет вам славу, побудит донью Беатрису выдать свою воспитанницу за своего дерзкого племянника и завоюет вам расположение доньи Изабеллы. — А ваше? Поможет ли мне это плавание завоевать вас, вашу благосклонность? — Луис, если вы так уж хотите это услышать, — вы уже завоевали меня... Нет, нет, умерьте вашу пылкость и выслушайте меня до конца! Я призналась вам в том, 74

о чем девушке не следовало бы говорить, но больше я не забудусь. Без доброго согласия моей опекунши и мило¬ стивого одобрения ее высочества я ни за кого не выйду замуж, даже за вас, Луис де Бобадилья, как ни дороги вы моему сердцу... Слезы нежности навернулись у нее на глаза, мешая говорить, но она продолжала: — Я не могу выйти замуж без одобрения тех, кто имеет право радоваться или печалиться за судьбу одной из наследниц рода Вальверде. Мы с вами не пастух и пастушка, нас должен венчать епископ в кругу много¬ численных друзей, приносящих нам свои искренние поздравления. Ах, Луис, вы упрекнули меня в холодно¬ сти и безразличии... — Подавленное рыдание на миг пре¬ рвало речь благородной девушки. —* Нет, молчите, слу¬ шайте меня! Пока сердце переполнено, дайте мне излить душу, потому что потом стыд и сожаление заставят меня горько раскаиваться в своей откровенности. Не йсе были так же слепы, как вы! Наша милостивая королева прекрасно разбирается в женской душе и давно уже от¬ крыла то, чего вы никак не хотели видеть. Только ее прозорливость и мудрость помешали мне давно уже открыть вам все или хотя бы часть того, в чем я сейчас призналась вам, сама того не желая..< — Как, неужели донья Изабелла тоже против меня? Неужели мне придется убеждать ее так же, как мою слишком рассудительную и не в меру щепетильную те¬ тушку? — Луис, горячность делает вас несправедливым.; Донья Беатриса де Мойя никогда не была ни слишком рассудочной, ни излишне щепетильной, она только осто¬ рожна. Более верного и более благородного друга, чем она, трудно сыскать, а по характеру она сама искренность и простота. Многое из того, что мне дорого в вас, перешло к вам из ее рода, и за это вы должны ее только благода¬ рить. Что касается ее высочества Изабеллы, то ее досто¬ инства мне, надеюсь, не придется защищать. Вы сами знаете, что она относится к своим подданным, как родная ^ мать, что для нее мы все одинаково дороги, во всяком случае все, кого она знает, и что если она что-нибудь делает, то лишь из добрых чувств и осторожности, вну^ шенной мудростью поистине бесконечной, как выразился при мне один кардинал.. 75

— Ах, Мерседес, когда вся Кастилия служит тебе тро1 ном, а Леон и другие богатейшие провинции — скамееч¬ кой для ног, не так уж трудно быть осмотрительной, мудрой и доброй! — Дон Луис! — прервала его девушка с поистине не женской твердостью и чисто женской искренностью. — Если вы хотите сохранить мое уважение, никогда не го¬ ворите так о моей высокой госпоже! Все, что она сделала для меня, было сделано из материнских побуждений, с материнской добротой, а теперь, после ваших несправед¬ ливых слов, я бы прибавила — и с материнской осмотри¬ тельностью! — Простите меня, любимая, обожаемая Мерседес! После того, что вы мне так великодушно доверили, вы мне в тысячу раз дороже и ближе. Но я не успокоюсь, пока не узнаю, что говорила о нас с вами королева. — Вы знаете, как она всегда была ласкова и мило¬ стива ко мне, Луис, и как я должна быть благодарна ей за снисходительность и доброту. Не знаю, как это получи¬ лось, но даже ваша тетушка ничего не подозревала о моих чувствах к вам, так же как и все прочие мои род¬ ственники. А вот королева проникла в мою тайну еще тогда, когда она была скрыта от меня самой. Вы помните турнир, после которого вы тотчас покинули нас и отпра¬ вились в свое последнее безумное путешествие? — Конечно, помню! Только ваша холодность в миг моего торжества, когда я вышел победителем, заставила меня бежать из Испании куда глаза глядят, хоть на край света! — Если бы этого было достаточно, чтобы добраться до края света, все препятствия были бы уже сейчас устранены и мы бы зажили счастливо, ни о чем больше не думая, — проговорила Мерседес с лукавой улыбкой, но тут же голос и взгляд ее смягчились, и она ласково при¬ бавила: — Но боюсь, что вы просто подвержены присту¬ пам безумия и никогда не перестанете стремиться на край света, а то и дальше. — Одного вашего слова достаточно, чтобы я навсегда осел на одном месте, как эти башни Альгамбры. Одной вашей улыбки в день довольно, чтобы приковать меня к вам крепче, чем пленного мавра. Любуясь вашей кра¬ сотой, я позабуду обо всем на свете!.. Но что же ее вы¬ 76

сочество — вы не рассказали о том, что говорила коро¬ лева. — Тогда вы одержали победу, Луис! Весь цвет кастильского рыцарства участвовал в этом турнире, но с вами никто не мог сравниться. Даже Алонсо де Охеда был выбит из седла вашим копьем! Ваше имя было у всех на устах, все восхваляли вас и готовы были забыть ваши прошлые ошибки. Все, кроме одного человека. — И это были, конечно, вы, жестокая Мерседес! — Вы должны меня знать лучше, несправедливый Луис! Я в тот день видела на турнирном поле только бла¬ городного, великодушного и мужественного рыцаря, на¬ деленного всеми рыцарскими достоинствами. Самой осмо¬ трительной оказалась королева. После окончания тор¬ жества она призвала меня, в свою ложу, почти час милостиво и ласково беседовала со мной и лишь после этого коснулась наконец истинного существа дела. Она заго¬ ворила, Луис, о нашем христианском долге, о долге жен¬ щин, а главное — о тех торжественных обязательствах, которые возлагает на нас брак, и о многих неизбежно связанных с ним трудностях, если не страданиях. Она растрогала меня до слез своей материнской добротой и взяла с меня обещание, которое я подтвердила добро¬ вольным обетом, что, пока она. жива, я не пойду под ве¬ нец без ее личного благословения или, по крайней мере, письменного согласия в случае ее болезни или отсут¬ ствия, — Клянусь святым Денисом Парижским! Королева воспользовалась вашим чистосердечием и добротой ду¬ шевной, чтобы настроить вас против меня! — Нет, Луис, ваше имя даже не было ни разу упо¬ мянуто! И я бы не стала вам говорить об этом, если бы в продолжение всего разговора не думала только о вас. Не знаю, для чего королева взяла с меня такое обещание, но ваш образ все время стоял передо мной, и — я чув¬ ствую сердцем, хотя, может быть, и ошибаюсь, — мне кажется, она это сделала, чтобы я не вышла за вас без ее согласия. Однако материнское сердце и доброта доньи Изабеллы всем известны, и я не сомневаюсь, что она пойдет навстречу моим желаниям, когда убедится, что я сделала достойный выбор, хотя чересчур осторожным людям такая уверенность может показаться не совсем обоснованной. 77

— Значит, вы думаете, Мерседес, вы чувствуете серд^ цем, что королева взяла с вас это обещание, опасаясь именно меня? Да, я так думаю, потому что, как я уже признак лась наперекор своей девичьей гордости, в тот день вы не выходили у меня из головы. После вашей победы все только о вас и говорили, так что не удивительно, если я тоже о вас'думала. Мерседес, вы не станете отрицать: королева вьь манила у вас этот обет из страха передо мной! — Конечно, стану отрицать! И впредь уже не буду с вами так откровенна: вы мне дали хороший урок. Но как вы можете говорить, что королева сделала что-то из страха перед вами? О вас она просто не думала. Она по- матерински заботилась обо мне. Не стану скрывать: воз¬ можно, ваше умение нравиться и вызвало ее опасение, что девушка — сирота вроде меня, больше доверяющая своим чувствам, нежели рассудку, может по неосторожно¬ сти выйти замуж за человека, которому дальние страны дороже семьи, собственного дома и родовых замков. И вы намерены исполнить свой обет? Луис! Вы не думаете о том, что говорите, иначе вы бы не задали мне такой вопрос! Какая христианка забы¬ вает о своих обетах, будь то паломничество или покаяние? И почему я должна быть хуже других? Кроме того, даже не будь этого обета, одного пожелания из королевских уст достаточно, чтобы удержать меня от брака. Донья Изабелла моя государыня, моя госпожа, даже больше — моя мать. Даже донья Беатриса не печется так о моем счастье, как ее высочество. Прошу вас, Луис, выслушайте меня, не протестуйте и не перебивайте! Много лет я тер¬ пеливо внимала вашим речам; сегодня моя очередь го¬ ворить, а ваша — слушать. Я не думаю, чтобы королева имела в виду именно вас, когда я давала это обещание. Заметьте: давала добровольно, никто у меня его не «вьь манивал», как вы посмели выразиться о ее высочестве! Может быть, донья Изабелла видела в ваших ухаживав ниях за мной какую-то опасность для меня и, наверно, полагала, что такой непоседливый муж вряд ли даст семье счастье. Но, если даже ее высочество отнеслась к вам несправедливо, Луис, если донья Изабелла не сумела оценить ваше благородное и великодушное сердце, то это лишь потому, что она обманулась в вас, как и многие 78

другие при дворе. Но разве можно ее винить за то, что она вас плохо знает? Сколько раз вы покидали Кастилию! А когда возвращались, разве вы достаточно ревностно относились к своим обязанностям при дворе, которые налагают на вас знатный род и долг перед королевой? Разумеется, ее высочество и все ее окружающие оценили ваше воинское искусство на турнире. Во время этой по¬ следней войны с маврами вас тоже нередко превозносили за славные подвиги. Но если ум женщины восхищается силой и мужеством, то сердце мечтает об иных, менее громких и более постоянных достоинствах своего избран¬ ника, столь необходимых для счастья в тесном семейном КРУГУ У домашнего очага. Это донья Изабелла поняла, почувствовала и испытала на себе, хотя ее брак с королем Арагонским и можно назвать счастливым. Что же уди¬ вительного, если она и мне желает того же? Нет, Луис, страсть ослепила вас, и вы несправедливы к нашей коро¬ леве. А ведь сейчас, вам надо завоевать ее расположение, если, конечно, вы искренне хотите получить мою руку. Но как это сделать, Мерседес? Мавры побеждены, а среди наших рыцарей вряд ли найдется хоть один, кто даже ради вас рискнет сразиться со мной! — Такие подвиги королеве не нужны, а мне — тем более! Мы уже знаем вас как доблестного рыцаря. Вы сами сказали, что никто не захочет скрестить с вами копья, и, уж конечно, никто не станет потакать подобным безумствам. Лучше всего вы сможете заслужить благо¬ склонность королевы с помощью того же Колумба. — Кажется, я начинаю понимать. Однако мне хоте¬ лось бы услышать все до конца из ваших уст* — В таком случае, я буду говорить так ясно, как только смогу, — продолжала пылкая кастильянка, все больше воодушевляясь, и нежное лицо ее разгоралось все жарче, словно озаряемое внутренним огйем. Вам уже известны планы сеньора Колумба и то, как он на¬ деется их осуществить. Я была еще ребенком, когда он впервые прибыл в Кастилию, чтобы уговорить двор по¬ мочь ему в этом великом предприятии, и я знаю, что королева много раз была готова оказать ему содействие, если бы ее не удерживало равнодушие дона Фердинанда и ограниченность ее министров. Думаю, что она и сейчас относится к планам Колумба благосклонно: это видно хотя бы из того, что, когда он недавно простился со 79