– Ты обязан ему всем, понимаешь? – Пайет едва сдерживался. – Он дважды спас тебя от смерти. Помнишь, как в Лагоне мы договорились пристреливать раненых? А когда ты получил пулю в ногу, что он сделал?

– Заставил нести меня. Хотелось бы знать, почему.

– Ты гнилой ублюдок. – Его акцент южноафриканца заметно усилился. – Он стоит трех таких, как ты. В любой день недели. Ты, сволочь, недостоин даже наступать на его тень.

Как ни странно, мне было даже немного жаль Пайета. Я догадывался, что его гнев проистекал из-за самой настоящей ревности. Он любил Берка – я окончательно понял это сейчас – и, вероятно, всегда молча завидовал его отношению ко мне, ведь я был с Берком с самого начала. Пайет был прав – по неписаному правилу наемников, я должен был получить пулю в голову, чтобы не попасть живым в руки симбов. Однако Берк приказал нести меня. Это воспоминание стояло у Пайета, словно ком в горле.

– Хватит, проваливай, – сказал я. – Иди лучше разгладь морщины у него на лбу – или чем вы еще там привыкли заниматься на долгих ночных дежурствах.

Пайет резко бросил руку вперед – такой удар снес бы мне голову с плеч, если бы достиг цели. Но я упредил его, перекатившись спиной вперед через кровать. Я понимал, что в рукопашной схватке у меня нет никаких шансов. Пайет не вышел недавно из лагеря, к тому же у него было преимущество фунтов в двадцать пять веса.

Пытаясь достать меня, он повалился на кровать и запутался в простынях. Я ударил его пяткой по голове, что принесло мне не особенно много пользы, однако дало возможность выиграть лишнюю секунду, и, когда он поднялся на ноги, я уже держал в руке свой «смит-вессон».

– Тебе конец, Виатт.

Он резко подался вперед, и я отстрелил ему мочку левого уха. Он закричал, словно женщина, и прижал руку к ране, пытаясь остановить кровь. Затем недоуменно уставился на меня, и тут дверь распахнулась, и показался Легран. Секунду спустя его оттолкнул Берк с «браунингом» в руке.

Быстро встав между нами, Берк проговорил:

– Ради всего святого, что здесь происходит?

– Лучше забери-ка отсюда своего любимца, если хочешь сохранить его в целости, – сказал я. – Пока я только проучил его немного. Но мне очень хотелось бы всадить ему пару пуль в живот и дать немного помучиться.

Добрые девяносто процентов моего гнева, однако, были симулированы – я даже сымитировал легкую дрожь в руке, державшей «смит-вессон». Эффект, произведенной на Берка, оказался весьма значительным. Кожа на его скулах натянулась, в глазах промелькнула тень, и он с ненавистью посмотрел на меня. Мне показалось, что именно сейчас, в этот самый момент, между нами все окончательно рухнуло. Точнее говоря, то, что еще оставалось, превратилось в пыль.

Опустив «браунинг», Берк повернулся и взял Пайета за руку.

– Дай-ка взглянуть, что у тебя там.

Они молча вышли из комнаты, а Легран задержался и медленно произнес:

– Послушай, Стейси, давай-ка лучше поговорим.

Никогда раньше я не видел его таким напуганным.

– Выйди отсюда! – рявкнул я. – До смерти устал от всех вас!

Вытолкав Леграна в коридор, я захлопнул дверь. Затем с трудом сдержался, чтобы подавить внезапно нахлынувший смех.

ОЗВЕРЕВШИЙ СТЕЙСИ! ЧТО-ТО НОВЕНЬКОЕ.

Пускай теперь попробуют смириться с этим.

Потом я обнаружил, что моя рука на самом деле дрожит. Я бросил «смит-вессон» на кровать и быстро оделся.

* * *

Я нашел ключи от «фиата», и, когда спустился во двор, машина стояла на прежнем месте. Как только я сел за руль, появился Легран и открыл заднюю дверцу.

– Стейси, мне надо поговорить с тобой. Но я не знаю, куда ты направляешься.

Я покачал головой.

– Сомневаюсь, что ты будешь там желанным гостем.

– Тогда поехали в деревню, там есть кафе. Можно немного выпить.

– Садись, но долго разговаривать я не смогу.

Он залез в машину, и мы поехали. Закурив свой вечный «голуаз», он откинулся на спинку сиденья, и его крестьянское лицо приняло свое обычное мрачное выражение. Он напоминал баска, что не казалось мне удивительным, поскольку он родился на границе с Андоррой. Этот молчаливый человек был весьма опытным киллером – лучшим из всех, кого я знал. Однако, как это ни странно, его нельзя было назвать жестоким по натуре. Я помнил, например, случай, когда он двадцать миль нес грудного ребенка через ужаснейшую местность в Конго, чтобы не дать ему умереть.

Легран был, как никто более, человеком своего времени. Активный участник Сопротивления во время войны, он первый раз убил человека в возрасте четырнадцати лет. Затем пришли годы кровавого конфликта в болотах Индокитая, унижение Дьен Бьен Фу и заключение во вьетнамском лагере для военнопленных.

Подобные ему люди, которые прошли через огонь, обычно дают себе зарок, что подобное в их жизни больше никогда не повторится. Но, случайно наткнувшись на труды Мао Дзе-дуна о партизанской войне, они загораются желанием уйти от поражения, от внутреннего разлада и едут в Алжир, на новую бойню против очередного безликого врага, чтобы в результате получить еще большее унижение, чем прежде. Легран вступил в Иностранный Легион и вылетел в Конго только лишь потому, что хотел одержать победу над самим собой.