Смысл такой вечной борьбы, однако, мне был не совсем понятен, особенно сейчас, когда мы сидели за столиком кафе при свечах, и Жюль Легран показался мне старым, потрепанным жизнью человеком. Молча проглотив стакан бренди, он заказал себе еще один.

– Скажи мне, Стейси: какая кошка пробежала между тобой и полковником?

– Дорогой Жюль, от тебя первого это слышу.

Легран промолчал, а затем устало произнес:

– Понимаешь, он сильно изменился. Особенно за последние полгода. Его что-то гложет, как мне кажется.

– Ничего не могу сказать по этому поводу, – ответил я. – Потому что знаю не больше твоего. Может быть, Пайет в курсе дела. Они ведь, как я наблюдаю, весьма близки друг другу.

Легран удивленно поднял глаза.

– Стейси, я думал, ты знаешь. Их отношения длятся уже много лет, начиная с Кассаи.

Я улыбнулся.

– Понимаешь, до недавнего времени я верил только в книжных героев. Берк давно пьет?

– Не очень. Но что самое неприятное, он делает это в одиночку. Как думаешь, это сильно затягивает?

– Не знаю. Поживем – увидим. – Я допил бренди и поднялся. – Мне надо идти, Жюль. Доберешься сам?

Он кивнул и как-то странно посмотрел на меня.

– Наверно, он такой же, как и я, Стейси. Мы слишком долго задержались на этом свете. Иногда мне кажется, что я недостоин больше жить, понимаешь? Если думать об этом слишком долго, то можно просто сойти с ума.

Его слова стояли у меня в ушах, пока я садился за руль «фиата» и отъезжал.

* * *

Старый «бернштейн» звучал так же хорошо, как всегда. В ожидании деда я попытался сыграть немного из Дебюсси и начало «Сонатины» Равеля. Затем у меня прибавилось смелости, и я решил попробовать Баха – знаменитую «Прелюдию и фугу ре минор». Прекрасные, обжигающе-холодные звуки заполонили душу – даже несмотря на то, что моя техника пострадала со временем.

Я закончил играть, но дед все не появлялся. Тогда я вышел на веранду и с удивлением обнаружил, что дед сидит за столиком, а перед ним на подносе стоят бутылка и два стакана.

– Не хотелось мешать тебе, – проговорил он. – Ты хорошо играл.

– Это только кажется. На расстоянии.

Дед улыбнулся и наполнил для меня стакан. Марсала – очень хорошее вино, но оно не принадлежало к числу любимых мной напитков. Я не сказал ничего деду по этому поводу, потому что вдруг, безо всякой на то причины, между нами возникло молчаливое взаимопонимание. Нечто очень существенное, и мне не хотелось прерывать это ощущение случайным замечанием.

– Ну, рассказывай. Как прошло время в горах?

– А разве Марко не доложил тебе об этом? Еще не вернулся?

Фальшивое изумление на лице деда на меня ни капли не подействовало.

– С чего ты взял? Марко, как обычно, был в Палермо, куда он ездит каждую пятницу. Это очень важный для нас день недели – регистрация приходных ордеров в банке. Наш бизнес не терпит отлагательства, ты же знаешь.

Я улыбнулся.

– Хорошо, пусть будет по твоему. Я встречался с Серда, и он сказал мне, где скрывается Серафино. Поймать его там – совершенно другое дело, потому что пастухи свистят ему из-за каждой скалы. Но сделать это можно.

– Мне позволено спросить, как именно?

После моего объяснения дед слегка нахмурился.

– А раньше ты проделывал такие вещи?

– Я ведь бывший коммандо, дед.

– Но прыгать ночью на склон горы мне кажется весьма опасным делом.

– Возможно, но мы проделывали трюки и покруче.

– Но зачем тебе это нужно, Стейси? Зачем влезать не в свое дело? Тебе что, нравится такая жизнь?

– Мы ведь как-то говорили с тобой о деньгах, дед.

Он с сожалением покачал головой.

– Да, Стейси, да. Я вот смотрю на тебя сейчас и вижу себя сорок лет назад. В тебе бурлит кровь мафиозо.

– Что, если говорить другими словами, и подтверждает вышесказанное, – резюмировал я. – Да, это жестокие и кровавые игры, но больше у нас ничего не осталось. Я имею в виду себя и полковника.

Поднявшись, я подошел к перилам веранды, а дед тихо спросил:

– Но ты все же не в восторге от синьора Берка, не так ли?

– Это трудно объяснить словами. Понимаешь, мне не устают повторять о том, что я ему обязан абсолютно всем, что во мне есть хорошего. Честно говоря, я немного устал от таких заявлений. – Я пристально посмотрел на деда. – Он всегда учил меня, что убивать лучше в спину – так надежнее. Но, знаешь ли, я с этим не согласен.

Мне отчаянно хотелось, чтобы дед понял меня. Он же сидел и смотрел на меня с невозмутимым видом.

– Нельзя жить без каких-то правил – пропадает смысл. Я, наверное, наивен, да?

Старик едва заметно улыбнулся и сказал:

– Ты вынес еще что-нибудь из своей Ямы, Стейси?

– Полагаю, что да.

– Тогда это стоило пережить. – Дед взял сигару. – А теперь возвращайся за пианино, как хороший мальчик, и снова сыграй мне любимую вещь твоей матери.

Музыка казалась мне абсолютным совершенством и воскресила мне маму, словно живую. Возвратила всю печаль жизни, всю ее красоту, пойманную в исключительный момент, который, казалось, будет длиться вечно. Когда я закончил играть, на глазах у меня выступили слезы.