Волосы девушки были заплетены в огромную косу, какие, наверное, носили еще в восемнадцатом веке, а лицо, шея и руки были бронзовыми от загара. Остальная часть тела была белой и какой-то мальчишеской, поскольку грудей почти не было.

Она вышла на берег и принялась вытираться старым одеялом. Я даже не старался смотреть в сторону. Во-первых, девушка не знала, что я наблюдаю за ней, а, во-вторых, она казалась мне какой-то бесполой. Странно, как это одни женщины сразу воспламеняют вас, словно спичка, которую поднесли к политым бензином дровам, другие же оставляют совершенно безразличными.

Девушка между тем надела старые штаны, которые определенно знали лучшие времена, мужскую рубашку, зеленый шерстяной свитер с дырками на рукавах и повязала на голову красный шарф, сделав узел под подбородком.

Когда она присела, чтобы одеть свои испанские войлочные ботинки, я вышел из-за деревьев и бодро проговорил:

– Доброе утро!

Но никакого впечатления не произвел – она оказалась крепким орешком.

– И вам доброе утро, – спокойно ответила она, поднимаясь на ноги.

– Вы только не волнуйтесь, – несколько бессмысленно пробормотал я. – Меня зовут Виатт, Стейси Виатт. Я от вашего отчима, Карла Хоффера. Выше по склону меня ждут трое друзей. Мы пришли, чтобы освободить вас.

Боже, каким я оказался идиотом! Девушка была ведь совершенно одна, без охраны, и очевидно, вольна делать то, что ей заблагорассудится. Почему, черт возьми, это не дошло до меня сразу? Ночь выдалась напряженной – возможно, я устал и нервы были на пределе.

– Так вы хотите, чтобы я приветствовала вас аплодисментами? – холодно проговорила она своим хорошо поставленным, немного хрипловатым голосом англичанки. – Как он приказал вам избавиться от меня? Пистолетом, ножом или тупым предметом?

Я в изумлении уставился на нее. Стало уже значительно светлее, но все же я не заметил, как она слегка отвернулась от меня. Пришел в себя я только тогда, когда обнаружил, что девушка держит в правой руке старый автоматический пистолет «беретта». И по ее виду можно было сказать, что она прекрасно знает, что с ним следует делать.

* * *

– Не потрудитесь ли вы объясниться немного подробнее, – сказал я. – Боюсь, что не совсем понял вас.

– Положите оружие на землю, – потребовала она резко.

Я все еще держался за ремень «калашникова», который лежал позади меня на траве. Я бросил его под ноги и положил рядом «узи».

– Видите, в моих руках ничего нет.

Она не обращала внимания на мои слова.

– А там, в кобуре?

Я вынул «смит-вессон», положил его на землю, затем сделал три шага назад, присел на корточки у ствола дуба и вынул сигареты.

– Хотите закурить?

Она покачала головой:

– Хочу дожить до глубокой старости.

– Если вы к этому стремитесь, то пожалуйста. – Я прикурил сам. – Теперь я буду говорить, а вы послушайте. А потом можете пристрелить меня, если все еще захотите.

– Посмотрим, – спокойно проговорила она. – Только давайте побыстрее. Я еще не завтракала.

Я вкратце рассказал ей все, что знал, но, когда закончил, выражение ее лица нисколько не изменилось.

– Давайте-ка еще раз, – сказала она. – Итак, мой отчим сказал вам, что я была похищена Серафино Лентини, который удерживает меня здесь с целью получения выкупа? Что он заплатил, но Серафино решил опять провести его и потребовал новых денег? Так или нет?

– Ну, примерно так, – согласился я.

– Ложь, мистер Виатт, с начала и до конца.

– Я так и думал...

– Тогда я не понимаю вас, – наконец-таки удивилась девушка.

– Я случайно узнал, что в результате травмы, полученной в полицейском участке несколько лет назад, Серафино Лентини стал бесполым, и с этой точки зрения женщины его больше не интересуют.

– Но если вы это знали, если понимали с самого начала, что Хоффер лжет, то почему пришли сюда?

– Я всегда был ужасно любопытен. – Я ухмыльнулся. – Он пообещал хорошо заплатить, к тому же поведал о вас массу интересных вещей. Скажите, вы действительно спали со своим шофером, когда вам было четырнадцать?

Глаза девушки расширились, дыхание перехватило, а на щеках выступил – это я мог трактовать однозначно – не что иное, как девичий румянец.

– Извините, – пробормотал я. – Теперь мне понятно, что у вашего отчима слишком богатое воображение.

– Вы хотите факты? Я расскажу вам их. – Она больше не направляла на меня свою «беретту» и выглядела очень возбужденной.

– Как я знаю из завещания, мое мертвое тело оценивается гораздо выше, чем живое. Мама оставила свое состояние мне одной – правда, при условии опеки со стороны отчима. Это была большая ошибка с ее стороны. Через три недели мне исполнится двадцать один, и все состояние переходит в мое личное пользование. А если я умру до этого срока, то два с половиной миллиона долларов достанутся Хофферу.