НЕ ТАК...?

Внезапно я похолодел и у меня запершило в горле. Нет, не может быть... Я гнал прочь ужасную мысль. Берк никогда бы не подписался на такое дело...

Во всяком случае, развить эту мысль мне не дали: кто-то прыгнул мне на спину, а вокруг горла замкнулась рука. Я упал навзничь.

* * *

Кто-то однажды сказал, что Бог сделал одних людей крупными, а других маленькими, предоставив чёрту внести дальнейшие коррективы. Что касается физической силы, то я всегда знал, что относительно низкорослые люди – вроде меня – не особенно сильны в рукопашной схватке.

Сжимавшая мое горло рука все более эффективно выполняла свою работу по прекращению доступа воздуха. Я хрипел, в ушах звенело. Девушка кричала откуда-то издалека, но затем нападавший опрометчиво переменил позицию, и мне удалось нанести удар локтем по его гениталиям.

Хотя удар получился несильным – я почти промахнулся – однако и этого оказалось достаточно. Я был освобожден с крепким выражением, дважды перекатился через голову и, ударившись о ствол пробкового дуба, остановился.

Пользы, однако, от этого получилось мало. От следующего внезапного удара моя голова откинулась назад, а сбоку в шею уперся винтовочный ствол.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

«Эм-Ай» – полуавтоматическая винтовка, которой пользовались большинство американских пехотинцев во время Второй Мировой войны, поэтому тот ее экземпляр, из которого сейчас намеревались сделать дырку в моей голове, по всей видимости, служил весьма долго. С другой стороны, за винтовкой ухаживали, как за любовницей – ствол был отполирован и сверкал свежей смазкой, что со всей определенностью предвещало для меня летальный исход, как и внешность Серафино Лентини, державшего ее.

– Серафино, не стреляй! – закричала девушка по-итальянски, – не надо убивать его, не надо!

На Серафино был видавший виды вельветовый костюм с кожаными заплатками на коленях, а лицо под выцветшей полотняной кепкой было на удивление симпатичным, невзирая на щетину недельной давности и грязную черную повязку на правом глазу. Этакий миловидный Робин Гуд прямо из шестнадцатого века. Я даже представил его в камзоле и с луком за спиной. Поцелуи женщинам, стрелы мужчинам. Я невольно улыбнулся, хотя осознавал, что вести себя подобным образом с этим парнем не следовало бы: можно легко схлопотать нож под лопатку.

Как в тумане, я различал позади Серафино еще двоих, однако лицо одноглазого Робин Гуда закрывало мне весь мир в этот момент. По-волчьи оскалившись, Серафино снял винтовку с предохранителя.

– Осторожнее, – проговорил я. – Будет проклят тот, кто прольет свою собственную кровь.

Старая сицилийская поговорка произвела практически такой же эффект, как и хороший хук в челюсть. Единственный глаз Серафино расширился, но, что самое важное, ствол «Эм-Ай» отодвинулся от моей шеи.

– Только быстро, – сказал он. – Говори, кто ты?

– Внук Барбаччиа. Мы с тобой родственники по линии моей бабки.

– Матерь Божья – но я же помню тебя еще маленьким. – Затвор щелкнул, становясь на прежнее место – весьма приятный для меня звук, если учесть ситуацию. – Когда мне было четырнадцать, мой старик привел меня к капо по одному семейному делу. Мне пришлось ждать за воротами, и я увидел тебя, играющего в саду с большой собакой. Такая белая с черными пятнами – забыл, как называется порода.

– Далматский дог, – сказал я и в первый раз за много лет вспомнил доброго старого Труди.

– Значит, американский внучек капо в лучшем виде. Матерь Божья, как я ненавидел тебя в тот день. Хотел измазать грязью твои светленькие чистые волосишки. – Он извлек окурок сигары из кармана, прикурил и выдохнул дым мне в лицо. – Слышал, что ты не общался с капо после того, что они сделали с твоей матерью. – Он сплюнул. – Мафиозные свиньи. Однако я слышал, что капо очистил почти всю их лавочку.

Мне хотелось спросить, что он имеет в виду, однако ситуация казалась не совсем подходящей. Серафино протянул руку и пощупал ткань моего прыжкового костюма.

– Что это? Как только я увидел тебя за деревьями, я подумал, что за нами опять прислали солдат.

Теперь я уже ясно видел все вокруг, включая девушку и двух типов, которые с интересом изучали мой автомат Калашникова. Оба, также как и Серафино, были небриты и в весьма потрепанной одежде; с плеча у каждого свисала винтовка.

Я сел в траву и вяло проговорил:

– У меня нет сил рассказывать все снова. Спроси у нее.

Серафино не стал спорить, а просто повернулся и подошел к Джоанне. Они отошли немного поодаль в чащу, негромко разговаривая, а я вынул пачку сигарет и закурил. Как только я сделал это, человек, который с интересом заглядывал в ствол АК, опустил его на землю и щелкнул пальцами.