— Яко ангела Божия, — вставила Морозова.

— Нет, яко раба Божия и словеса мирная и жалостная со воздыханием царю беседовала, — закончил Аввакум.

— Но кто, св. страстотерпец, — заметила инокиня, — тебе поведал, что Пашков воевода имел грамоту Никона... уж не ухищрения ли были бояр?

— Поведовали мне то митрополиты Питирим и Павел.

— Полно, св. отец!.. и веришь ты этим лукавым людям?.. Не проповедь твоя им нужна, а нужно низложение Никона, и они льстят тебе... и эти же фарисеи, когда низложат патриарха, повлекут тебя же к суду своему и учинят тебе не то, что Никон. Никон с любовью и со слезами, как отец, умолял тебя, Аввакум, не проповедать своё учение. Он говорил тебе: веруй, как знаешь и можешь, — только других не смущай.

— Как! — воскликнул Аввакум, — отрешись от веры своей и от Бога... Могу ли я попустить, когда он вихроколебательные трясения нанесе на церковный корабль?.. Он предерзостно отверг двуперстное крестное знамение: благословляет народ, как сам крестится; на трисоставном кресте и изображает Христа; отрицает сугубое аллилуйя; пишет слово Иисус, вместо Исус; на 5 просфорах литургию служит вместо 4; в символе заменил букву «а» буквой «и»; поклоны отверг лежание ницом при преждеосвященной литургии и в вечер пятидесятницы; иудейским обычаем велел совершать миропомазание; в церковоосвящении; крещении и браковенчании по солнцу запретил трижды ходить; партесное преугодничное пение с митушанием рук и ног и всего тела безобразным движением в церковь внёс; уничтожил молитву «Г. I. X. Сыне Божий, помилуй мя грешного»; образ велел писать не по древнему, как мертвецов, а дебелых и насыщенных, аки в пире некоем утучнённых, противно первообразным святым особам; книги святые древлепечатные неправыми и ересеимущими нарёк!

Вылил всё это Аввакум залпом; Морозова слушала его с открытым ртом, но инокиня Наталья вспылила и сказала:

— Святой отец, может быть, ты больше прав, чем Никон, но каждый верит по-своему, и сколько и как кто может вместить, так и вмещает. Нужно, однако же, помнить главную заповедь Христа: любить ближнего... Вера без дел мертва: коли хочешь спастись, то одна вера недостаточна без любви. Примирись с Никоном, и иди с ним рука об руку в духе любви, и вы оба сделаете многое для Божьей церкви. Гляди, всюду она принижена и угнетена: восточные патриархи в плену и в рабстве у турского султана, церковь в Малой и Белой Руси угнетена латинством, иезуитами и ляхами. Одна лишь наша церковь стоит, как столп и утверждение истины, и к ней идут сердца угнетённых турками и ляхами русских. Никон и стал во главе угнетённых братий и для слияния церквей принял то, что у них издревле внесено святою восточною церковью: без этого и не было бы возможно слияние с нами ни Белой, ни Малой Руси.

— Не нам у них учиться, а им у нас, — заревел Аввакум, стукнув ногою. — Великие наши святители и учители: митрополиты Пётр и Филипп, патриархи Иов, Гермоген и Филарет, — все держались древляго благочестия и в крещении обливания, а не погружения... и мы должны держаться того же закона, той же веры... и если Малая и Белая Русь — отступники этой веры, так пущай они и погибнут в рабстве у ляхов и турок... Нам нужно наше спасение, а не их... Нет и примирения мне с Никоном: пущай он идёт с новшеством своим в ад кромешный, со всеми народами, а от древляго православия не отрекусь... Не войду с антихристом в единение...

— Как с антихристом! — ужаснулась инокиня.

— Разве не знаешь, дщерь моя? — произнёс вдохновенно Аввакум, — слово апостола Павла к Тимофею: Дух же явственне глаголет, яко в последняя времена отступят неции от веры, внемлюще духовом лестным и учением бесовским, в лицемерии лжесловесник, сожжённых своею совестию, возбраняющих женитися, удалятися от брашен, яже Бог сотвори в снедение со благодарением верным и познавшим истину...

— Никон никому не возбраняет жениться, не запрещает удаляться от брашен, — заметила инокиня.

— Да, — продолжал Аввакум, — хочешь, дщерь моя, спастись и спасти свою обитель, так почитай крест Христов трисоставный, от кипариса, из певга и кедра устроенный, — вот тебе и в дар единый... Он вынул из кармана крест и вручил ей.

— Всякий крест для меня святыня, — сказала она, благоговейно поцеловав его.

— А четвероконечный крест, — продолжал он, — мы держим токмо на ризах и стихарях, и патрихилях, и пеленах... а же учинить его на просфорах, или, написав образ распятого Христа, положить его на престоле вместо тричастного: таковой мерзок есть и непотребен в церкви, и подобает его изринута... Так обманул дьявол русских людей бедных: явно идут в пагубу...

Видя, что с ним не разговоришься с толком и что напрасны слова, инокиня произнесла тоже под его лад вдохновенно:

— Вижу я, святой отец и страстотерпец, что твоя правда: идёт всё к кончанию мира сего... Окружат, по слову апостола, тебя и учеников твоих люди самолюбивые, сребролюбивые, гордые, надменные, злоречивые... предатели, наглые, напыщенные, сластолюбивые, имеющие вид благочестия... К сим принадлежат те, которые вкрадываются в домы и обольщают женщин (она бросила косвенный взгляд на хозяйку), утопающих во грехах, водимых различными похотями.., всегда учащихся и никогда не могущих дойти до познания истины... Да, они противятся истине, — люди, развращённые умом, невежды в вере... Да, настанет час, когда льстецы эти достигнут на соборе предания за веру казням уложения, — и тогда — горе вам, отщепенцам церкви: предадут эти фарисеи вас пыткам и казням ужасным... Будут ломать ваши кости, вытягивать ваши жилы, будут сожигать вас на медленном огне... Боже... что я вижу... видение... сруб... а во срубе Аввакум, Лазарь и Фёдор, и Епифаний... Преданы они сожжению... горят... огонь... Прочь отсюда, отряхаю прах моих ног.

С этими словами она поспешно удалилась.

Несколько дней спустя Никон получил через одного из послушек записку. В ней сказано было:

«Сегодня, в десять часов вечера у Мамврийского дуба буду тебя ждать. Важные вести. Инокиня Наталия».

Записка эта встревожила Никона:

— Значит, недобрые вести, — подумал он. — Всю ночь не спал сегодня... все чудные сны... Перейду для ночлега в скит, а оттуда недалеко до дуба.

Он тотчас объявил, чтобы перенесли его вещи в скит, так как настала весна.