Шрифт:
Монморанси вышел, а король Франциск, несмотря на возражения Монпезы, приказал одеть себя. Когда туалет был окончен, он сел на постель, чтобы собраться с силами.
Через минуту он встал и, опираясь на плечо Бриона, направился к двери, опять остановился, чтобы отдохнуть, и, наконец, вышел в коридор.
Звездная зала, занимавшая весь верхний этаж башни, получила свое название от куполообразного потолка, открытого посредине, через который даже днем на небе видны были звезды. Потолок этот на зиму заколачивался наглухо, а в остальное время оставался открытым для воздуха и света, так как в зале не было ни одного окна. На темных стенах, фантастически украшенных лепной работой, в пяти местах висели жирандоли; горевшие в них день и ночь восковые свечи заменяли дневной свет.
Монморанси, проникнутый гордостью французского дворянства, молча поклонился императору и, проводив его в Звездную залу, остановился в нескольких шагах от него. Карл V, молчавший в свою очередь, пристально взглянул на молодого, скромно одетого сеньора, с резкими и выразительными чертами лица, и спросил его:
– Я желал бы знать ваше имя, милостивый государь.
– Монморанси.
– Очень приятно познакомиться с представителем такого древнего и известного рода.
– К сожалению, ваше величество видит нас при таких неблагоприятных обстоятельствах.
– Ваш король болен?
– Скука вредно действует на здоровье. Мы лучше чувствуем себя на лошадях, при звуках боевых труб.
– Несомненно! Вы доказали это при Павии! – сказал поспешно император. – Французские сеньоры сражались с беспримерной храбростью; и я обязан своим успехом только вашему несчастью и Божьей милости. Что я вижу! Неужели властелину Франции нужна опора, чтобы пройти по комнате?
– Да, это французский король! – резко ответил Монморанси.
– Извините меня, дорогой кузен, – сказал император, сделав несколько шагов навстречу королю, – что я так поздно исполняю свою обязанность хозяина и до сих пор не приветствовал вас в Испании.
– Испанский король пожелал теперь взглянуть на своего пленника.
– Нет, я приехал, чтобы возвратить свободу моему кузену и другу.
– Лучшие плоды зреют позже всего, – ответил король Франциск с грустной улыбкой. – Я желал бы для себя и вашей славы, чтобы не было слишком поздно и Господь помог мне вкусить медленно дозревший плод. Как видите, воздух Альказара окончательно расстроил мое здоровье.
– Да поможет нам в этом Пресвятая Дева! На моей Душе был бы вечный упрек совести, если бы пребывание в Испании вредно отозвалось на вашем здоровье. Я надеюсь, что Бог поможет нам уладить наши дела и привести их к быстрому концу.
Подобный оборот разговора был невыгоден для короля Франциска, который легко поддавался неосновательным надеждам и, по своей рыцарской натуре, верил благородным побуждениям других людей. Он был глубоко тронут словами императора и, не желая пользоваться преимуществами своего положения, мысленно решил не заявлять никаких требований относительно своего освобождения и держать себя с полным достоинством.
Карл V тотчас же заметил благоприятную для него перемену в настроении противника. Он боялся, что Франциск точно и резко определит условия своего освобождения и поставит его в затруднение. Помимо Гаттинары еще три гранда присутствовали при этом свидании. Если Карл V решался прибегать к мелким и недостойным средствам для достижения своих политических целей, то делал это втайне от великодушных и гордых испанских грандов. Он не мог безнаказанно оскорбить их, предложив в их присутствии слишком тяжелые условия своему коронованному пленнику, уважаемому всей европейской аристократией, или ответить уклончивым отказом на его справедливые требования. Помимо нравственных преимуществ французского короля, Карл V не мог и с внешней стороны сравниться со своим пленником и не без основания опасался его соперничества. Когда оба короля сели на стулья, поставленные для них среди залы, то высокая, изящная фигура широкоплечего Франциска совершенно уничтожила собой бледного императора. Красноватый свет восковых свечей красиво оттенял худощавое энергичное лицо с длинной бородой, темными глазами и резко очерченным носом, между тем как рыжевато-белокурый цвет волос и бороды императора и серый цвет лица казались еще некрасивее от этого освещения. Его невзрачная, среднего роста фигура имела жалкий вид сравнительно с представительной личностью французского короля. Но внимательный наблюдатель подметил бы в темно-голубых глазах императора недюжинный ум, рассудительность и непоколебимую волю, что давало ему преимущество над французским королем и сказалось в разговоре с ним.
Когда они сели, император несколько минут молча слушал своего противника и, по-видимому, отыскивал его слабую сторону, чтобы начать нападение. При этом в спокойных и твердых глазах императора мелькнуло свойственное им неопределенное и неприятное выражение, которое не раз заставляло его окружающих предполагать в нем наследственную склонность к сумасшествию. Но это продолжалось всего несколько секунд; он овладел собой, сознавая, что холодный разум – его единственное оружие против поэтического короля Франциска.
Он дал ему высказаться и отвечал короткими фразами на его любезности. Пока все преимущества величественной осанки и ловкого обращения были на стороне французского короля, что видно было и по лицам испанских грандов, которые с заметным презрением смотрели на невзрачную фигуру своего повелителя. Но, тем не менее, настоящая победа все-таки осталась за императором, слова и обещания которого были заранее взвешены и обдуманы.
– Я надеюсь, – сказал в заключение Карл V с явным желанием положить конец бесплодному обмену любезностями, – что бывшее между нами недоразумение разъяснится само собой и мы расстанемся друзьями. Нам поможет в этом ваша сестра, герцогиня Алансонекая! Она писала мне и просила дозволения приехать сюда; я скоро буду иметь удовольствие познакомиться с этой даровитой женщиной и привести ее к вам.
С этими словами император поднялся со своего места. Наступила решительная минута, когда более чем когда-нибудь король Франциск мог заручиться формальным обещанием относительно своего освобождения. Все с нетерпением ожидали, что скажет пленник, который, благодаря нервному возбуждению, чувствовал себя настолько бодрым, что мог стоять без посторонней помощи. Сам Франциск, видя необходимость отступить от принятой им тактики, возразил, что свидание с сестрой доставит ему большое удовольствие и он надеется, что с ее приездом будут окончательно определены условия его освобождения.