— Больно возводить на себя поклеп, поэтому поклеп на себя не возвожу, – граф Егор Алексеевич поклонился барышням (на княгиню Ольгу Васильевну и её капиталы он возлагал большие надежды и уже считался её женихом). – Но потоотделение у мужчины после моциона естественно, также естественно, как, если бы вы, княгиня, например, испустили газы.

Естественное – не смешно! Дзэн!

После слов графа Егора Алексеевича наступила тишина, как перед грозой.

Девушки вспыхнули румяной зарей, подобрали юбки и спешно уходили от сконфуженного графа.

Только княгиня Елена Ивановна сложила губки бантиком и прошептала:

— Фи-с! Дурно-с, граф Егор Алексеевич!

Долго граф Егор Алексеевич укорял себя и журил за неосмотрительность и легкомыслие, искал повода подойти к невесте – княгине Ольге Васильевне, приводил барышням примеры из естественного в природе человека, но в конце третьего дня понял, что помолвка с княгиней и значит – с её капиталом расторгнута, как рвется в бурю якорная цепь – также естественно.

РАЗДЕЛЬНОЕ

— Иван!

— А?

— Гирю тебе в карман!

— Иван?

— Чего изволите, барин?

— Отец твой татарин! – помещик Иван Георгиевич Румянцев потешался над дворовым человеком стариком Иваном: — Иван?

— Ну, я Иван!

— На шею тебе солдатский барабан!

— Иван!

— Потешаетесь?

— С ведьмами по ночам шаритесь!

— Иван!

— Ась?

— В портках у тебя карась! – Иван Георгиевич в отличнейшем настроении после дзэна потешался и хохотал над Иваном, словно с кловуном в балагане.

Иван насупился, принимал потешание стойко, но с достоинством нищего мужика.

Наконец, после очередной потешки барина (— Иван! – Слушаю-с! – За обедом скушаю!) Иван обнаглел и сам пошутил.

— Барин!

— Да?

— На нос тебе женская м…а!

Барин Иван Георгиевич, как услышал потешку мужика, так сначала выпучил очи, хватал жадно воздух, как карась в сухом болоте, а затем успокоился, простил мужику Ивану фамильярность.

— Дзэн, он и на потешку дзэн и на раздельное!

На то дзэн нам и дан, чтобы мужик и крестьянин раздельно жили и шутили.

И баб разделил на красивых и плоскогрудых!

Вечером ужинали раздельно: помещик Иван Георгиевич за столом на веранде, а мужика Ивана подвязали к дереву вверх ногами, и под голову поставили корыто с помоями для свиней.

БЕСПРЕДЕЛЬНОЕ

Графиня Ангелина Федоровна Круглова в белом кружевном платьице с оборочками, рюшечками, ленточками, в белых чулочках, балетных тапочках бегала по Летнему Саду, взмахивала руками-крылами и звонким, милым кошкам и канарейкам голоском, призывала к радости:

— Господа! Сегодня прекрасный совершенный день!

Жизнь удивительна и обворожительна, словно лебедь.

Верьте, верьте в лучшее, господа!

Мы же все веселы!

Души у нас добрые, а сердца преисполнены благодати!

Откройте себя людям, подарите свою радость, искрящуюся, как шампанское в ресторации Жана-Жака. Господа!

— Беспредельное счастье! А ведь графиня Ангелина Федоровна – девица на выданье, и не боится в счастье казаться бесцеремонной! – князь Андрей Семенович Полянский от волнения пустил слезу, и слезинка бриллиантом застыла в уголке левого глаза с лучиками доброты – так плачет крокодил над рыбкой. – Девичий задор, нерастраченная энергия молодости, фонтан светлых, искренних чувств.

— Душечка, отчего же только господа? – князь Андрей Семенович Полянский подпускал к графине Амура, издалека, как с ружьем отправился на ловлю рыбы: — Радость – для всех, даже для скотов малых и великих.

Пусть же ваше веселье затронет и дам!

— Зачем мне дамы, милостивый государь? — графиня Ангелина Федоровна Круглова на миг сгустила тучи на обворожительном личике. – Дамы – вздор!

Дамы – конкурентки на пути к счастливому семейному счастью с мужем в белых обтягивающих макаронных панталонах!

Позвольте, я растрачу радость и призову к веселью только господ!

На мадемуазелек не растрачу доброту души и не призову гадких, отвратительных бабенок!

Дзэн!

ПОПИРАНИЕ

Граф, историк, политический деятель Семен Альбертович Кривоухов в Думе занимал солидное положение, как шмель на воеводстве.

На очередных Думских слушаниях разбирался насущный вопрос о попирании основ общества, Государства Российского иностранными кредиторами.

Граф Семен Альбертович стоял в оппозиции к радикалам, поэтому уверял коллег по Думскому собранию, что: