ровольческой Армией, а Кубанское правительство, с войсковым атаманом и Кубанскими отрядами — оставили Екатери-нодар и отошли к югу от него. Все железнодорожные узлы на Кубани — Армавир, Кавказская и Тихорецкая — были заняты красными гарнизонами, с военно-революционными трибуналами во главе. На станции Армавир этим трибуналом арестовывались все офицеры, препровождались в местную тюрьму, а эшелоны отпускались на север, для расформирования по своим станицам.

Никто не описал этого... Но все эти эшелоны проходили мимо станции Кавказской, и нам, жившим в станице Кавказской, — многое было известно...

Хотя положение казаков и было беспомощное, но военно-революционный трибунал оставлял при них тех офицеров, о которых казаки ходатайствовали. Среди них был и наш меньший брат Георгий, тогда прапорщик 2-го Черноморского полка, освобожденный вместе со своим командиром сотни подъесаулом Степаном Сопневым*. Они прибыли в наш дом и рассказали общую печальную судьбу всех. Редко кто избежал ареста, в особенности из числа старших офицеров. Летом 1918 г., пересылая из Армавира в Екате-ринодар для суда на станции Ладожская, их задержал 154-й Дербентский пехотный красный полк и расстрелял в количестве 68 человек вместе с доблестным генералом Радда-цом. Погиб там и генерал Перепеловский*, и наши старые кавказцы — полковник Суржиков*, войсковые старшины Беляевский* и Доморацкий* и два бывших наших сверхсрочных подхорунжих мирного времени, хорунжие Бычков и Соболев. 2-го Екатеринодарского попка войсковой старшина Давыдов погиб там же. Остальных, думаю, по фамилиям и чинам, не зафиксировано для истории и Войсковым штабом... Горькое явление.

Внешняя война была окончена, а что дальше нас ждало, — пожалуй, никто ничего не знал. Штабы полков и управление Кавказского отдела еще как-то работали, а казаки отдыхали по своим станицам. Думаю, что подобное происходило во всех Отделах и частях Кубанского Войска в то время.

Беззаботно и весело отпраздновав Рождественские Святки, казаки нашего полка собрались в станице Кавказской, где находился штаб полка. Начались денежные расчеты и фактически ликвидация всей хозяйственной части полка. Как первоочередной полк — он не подлежал демобилизации, но он уже и не был строевой частью. Это были толпы пеших казаков, праздно шатающихся по Красной улице от штаба полка и до управления отделом в ожидании каких-то распоряжений, получения жалованья и других каких-то денежных недополучек. И мы, офицеры, не знали, — что же нам делать, так как никто не давал никаких распоряжений.

Остальные части Кавказского полкового округа были как-то в тени. 2-й Кавказский полк, прибыв с Западного фронта без своих офицеров и разойдясь по станицам как подлежащий демобилизации, — штаб полка оставил в станице Новопокровской. Полк привел с фронта революционно выбранный командир полка, подхорунжий Никита Лебе-динцев*. В Новопокровской ютились и штабы пластунских батальонов — 4-го, 10-го, 16-го и 22-го и постепенно заканчивали свое существование. 3-й Кавказский полк, давно прибыв с Кавказского фронта, — со своими пожилыми казаками, по-семейному ликвидировал свое полковое хозяйство.

И на местах по станицам, и в центре отдела — власть была бессильна, чтобы остановить революционно-разрушительную стихию. И лишь родные страдальцы-старики, эти стойкие хранители вековой казачьей патриархальности и казачьей обыкновенности, да все поголовно бабы-казачки — они с нескрываемою злобою активно выступали против «хрантавиков», тыча им в глаза проклятия.

Хотя, должен подчеркнуть, что в станицах не было резкого деления на два лагеря. Фронтовики, безусловно, устали и хотели окончания своей военной службы, что было вполне нормально. Что ждало всех в будущем, никто ничего не знал. Не знали этого и мы, офицеры. Предсказателей тогда не было.

В управление отдела созваны все офицеры строевых частей. Приказ войскового атамана полковника Филимонова говорил, что в 1 -м Кавказском полку оставить только десять офицеров, а остальным прибыть в Екатеринодар, для поступления в правительственные отряды. В полку должны остаться: командир полка, его два помощника, полковой адъютант и шесть командиров сотен. Всего десять офицеров. Но в наличии, при полку, оставались только следующие офицеры: кроме командира полка войскового старшины Калугина, в порядке старшинства чинов, подъесаулы: Елисеев, Некрасов, Поволоцкий, Винников (командиры сотен), Ма-цак, Бабаев, сотник Фендриков и хорунжий Косульников.

Не говоря о младших офицерах — все остальные уехали к своим семьям и в полк уже не вернулись. Войсковые старшины Пучков, Маневский, есаул Авильцев и подъесаул Дьячевский навсегда остались в Майкопе. У первых трех там были свои собственные дома. У всех четырех были семьи. Полковой адъютант подъесаул Кулабухов, отличный офицер — также не прибыл в полк. Подъесаул Расте-гаев, видя пустоту жизни в полку, обогнув с севера красный центр хутора Романовского, ускакал в свою Ладожскую станицу на своем мощном коне. «Не догнали красные», — сказал он мне потом.

С захватом железнодорожного узла станции Кавказская и хутора Романовского с сорокатысячным не казачьим населением живая связь управления Кавказского отдела с Екате-ринодаром и Войсковым штабом фактически прервалась. Хутор Романовский стал сильным и страшным красным очагом. Офицеры, хотя и без погон, желавшие проехать в Екатеринодар, опознавались и арестовывались. Некоторым из них удалось скрыться и пробраться в станицу Кавказскую, где еще существовала законная казачья власть в виде управления отделом и нашего полка. Мимолетно появились в ней войсковой старшина Мальцев и есаулы братья Гетмановы — Михаил* и Сергей*. Наш отец нашел им надежного соседа-извозчика, старого солдата, и они благополучно, кружным путем, минули Романовский и пробрались в Екатеринодар. Мальцев погиб в бою при штурме Екатеринода-ра 31 марта, а братья Гетмановы совершили 1-й Кубанский поход, участвовали в гражданской войне.