Шрифт:
От этого приема граф не отступил и в январском докладе 1881 г. Подводя итоги своей деятельности, он не преминул подчеркнуть, что именно царь указал ему на необходимость мер, направленных не только к преследованию крамольников, но «главным образом, и к возможному удовлетворению законных потребностей и нужд населения». Михаил Тариелович на протяжении доклада не раз упомянет, что действовал «в предуказанном» ему царем направлении, идя «по пути, предначертанному Высочайшей волей», неуклонным исполнителем которой себя выставлял. Он убеждает государя Александра Николаевича, что многие предпринятые меры (облегчение участи административных ссыльных, внимание к земским нуждам, выразившееся в удовлетворении некоторых их ходатайств, назначение сенаторских ревизий для изучения этих нужд, отмена соляного налога, предпринятый пересмотр законов о печати) оказали благотворное действие. Они, по словам доклада, успокоили общество и возбудили верноподданническую готовность служить государю «для завершения великого дела государственных реформ»450. О том, что для Михаила Тариеловича было формой защиты его убеждений, явно расходившимися с традиционными для самодержца установками, П.А. Валуев, прочитав его доклад, отзовется как о «грубом каждении Государю» «ближнего боярина»451.
Лорис-Меликов объясняет, что для завершения реформ, которые «представляются до сих пор отчасти не законченными, а отчасти не вполне согласованными между собой», накоплен большой материал, который еще пополнится исследованиями сенатских ревизий. Однако все эти данные при окончательной разработке окажутся недостаточными «без практических указаний людей, близко знакомых с местными условиями и потребностями». По заключению министра внутренних дел «призвание общества к участию в разработке необходимых для настоящего времени мероприятий есть именно то средство, какое и полезно и необходимо для дальнейшей борьбы с крамолой»452.
Высказав эту свою главную мысль, для обоснования которой и был написан весь январский доклад, Лорис-Меликов тут же пытается успокоить царя, отрицая политический смысл своего предложения, подчеркивая практическое значение его в хозяйственной жизни страны. Михаил Тариелович хорошо знал о болезненно враждебном неприятии царем представительного начала как антагонистического самодержавию. Он снова повторяет заявления, сделанные в апрельском докладе 1880 г., что является убежденным противником «народного представительства в формах, заимствованных с запада», признавая, что, чуждые русскому народу, они «могли бы поколебать его политические воззрения и внести в них полную смуту, последствия которой трудно предвидеть». Снова заверяет, что признает несвоевременными предложения о созыве земской думы или земского собора, считая их осуществление «опасным опытом возвращения к прошедшему»453. Ссылаясь на прецедент в истории Российской империи, Лорис-Меликов предлагает остановиться на учреждении временных подготовительных комиссий, подобных редакционным комиссиям в период подготовки крестьянской реформы.
Состав комиссий для разработки необходимых мероприятий должен был определяться царем из представителей центральных правительственных ведомств, а также из приглашенных им сведущих и благонадежных лиц, «известных своими специальными трудами в науке или опытностью в той или иной отрасли государственного управления или народной жизни». В состав этих подготовительных комиссий (административно-хозяйственной и финансовой) предлагалось включить и ревизующих сенаторов. Для рассмотрения разработанных законопроектов Лорис-Меликов предлагал создание общей комиссии. Помимо членов подготовительной комиссии в нее включались выборные от земств и городов (по два от каждой губернии и города). После одобрения и исправления общей комиссией законопроектов они поступали в Государственный совет, куда министр внутренних дел предлагал призвать с правом голоса выборных представителей от земского и городского самоуправления, «обнаруживших особенные познания, опытность и выдающиеся способности».
Труднопроходимость этого последнего предложения Лорис-Меликов сознавал. По-видимому, продвижению его должны были способствовать выступления в «Голосе» А.Д. Градовского о реорганизации высших государственных учреждений. Без санкции министра внутренних дел они были бы невозможны на эту запретную для российской печати тему. Стоит напомнить, что на встрече с редакторами столичных изданий 6 сентября 1880 г. граф потребовал не затрагивать вопросов, связанных с государственным устройством. Но за статьей Гра-довского на эту тему, опубликованной 4 сентября, последовали другие: 9 и 16 сентября454. Говоря о задаче найти «средства к мирному и законному развитию России», автор считал, что искать их следует «в лучших комбинациях существующего», а не в западных образцах. Градовский предлагал упразднить Комитет министров как учреждение, находящееся «вне системы государственных органов», уподобляя его уже упраздненному Третьему отделению. Комитет министров дает возможность проводить законы помимо Государственного совета и Сената. Между тем, по мнению автора, роль Государственного совета столь же важна, сколь мало ощутима. Поднять ее можно, расширив связи этого учреждения с провинцией. С этой целью предлагалось расширить состав Государственного совета введением временных членов, «призываемых Государем особо на известный срок». Профессор-правовед доказывал, что мера эта новшеством не будет, поскольку полностью соответствует российскому законодательству.
Лорис-Меликов в своем докладе усиленно подчеркивает ограниченность полномочий общественных представителей, законосовещательный характер и подготовительных и общей комиссий. Он обращает внимание царя, что «за верховной властью сохраняется всецело и исключительно право возбуждения законодательных вопросов». Предлагаемое им совещательное собрание выборных представителей от общества являлось «низшей формой общественного представительства, постановления которого не имеют обязательной силы, а служат власти лишь подсобным материалом, наравне с другими способами изучения вопроса». «Подобные собрания встречаются в истории, но не в виде постоянных учреждений, а как временные пособия правительству, особенно в трудных обстоятельствах. Они принадлежат к младенческим эпохам государственной жизни, когда власть имеет мало средств, а голос народа лишен возможности появиться другим путем», — писал Б.Н. Чичерин, специально изучавший проблему представительства455.
Но попытка ввести даже такое представительство не могла не возбуждать болезненных сомнений в правящей династии и приверженцах самодержавия. Исторический опыт не давал ответа на воп-
177
рос о совместимости самодержавия с представительным управлением и выборным началом. Те зачатки общественного самоуправления, которые вошли в русскую жизнь вместе с земской и судебной реформой, плохо уживались с самодержавным строем. Но Лорис-Ме-ликов, по-видимому, искренне верил, что представительное начало оздоровит и укрепит царскую монархию. И веру эту разделяли многие либерально настроенные современники. «Разве верховная власть может ослабнуть и выпустить из рук бразды правления от того только, что закон будет предложен, обсужден, составлен, дан монархом не через коронных чиновников, а через общественное представительство?» — вопрошал известный хирург и общественный деятель Н.И. Пирогов, убежденный, что «самый рациональный, самый надежный способ законодательства находится в представительной системе»456. Нечто подобное доказывал Лорис-Меликов царю, отстаивая законосовещательное собрание с выборными от земств и городов.
Лорис-меликовский проект призыва общества к управлению был несколько смелее, чем представленный в 1863 г. великим князем Константином Николаевичем и обсуждавшийся в 1879 г., но оказался умереннее уже упоминавшегося плана Валуева с его ежегодным съездом гласных и участием его представителей в Государственном совете с правом голоса (также, как уже говорилось, обсуждавшегося в 1879 г.). Однако январский проект преобразований Лорис-Меликова выглядел намного радикальнее, чем его же апрельская программа преобразований. Там он робко рекомендовал привлечь представителей с мест к разработке подготовляемых мероприятий, но не по выборам, а по назначению. Высказанное как бы вскользь, это предложение никак не развивалось, как будто сам докладчик боялся остановить на нем внимание царя.