— Я отвечал только на вопрос, — возразил Михаил.

В зал ввели новую свидетельницу.

— Да, Михаил Фрунзе приехал ко мне двадцатого февраля тысяча девятьсот седьмого года. От меня он уехал в Химки к нашей общей знакомой Пителевой... Она фельдшерица больницы в Химках. Это я говорила раньше и теперь полностью подтверждаю, — показала Мора-вицкая.

После перерыва на обед возобновился допрос свидетелей. В зал ввели Пителеву.

— Вечером двадцатого февраля ко мне приехал Фрунзе,— показала она.— Засиделись, помню, до поздней ночи, и он остался ночевать. Утром ему стало плохо. Я попросила заведующего больницей доктора Иванова осмотреть его. Утром двадцать первого доктор Иванов осматривал его и прописал лекарства.

— А вот урядник Перлов показывает, что Фрунзе двадцать первого февраля стрелял в него в Шуе. Это подтверждает и свидетель Быков,— сказал председатель суда. — А вы говорите, что Фрунзе был двадцать первого февраля не в Шуе, а в Химках?

— Да, я утверждаю, что двадцатого февраля Фрунзе был у меня в Химках. Я это хорошо помню. Он остался ночевать, а утром, двадцать первого, заболел,— ответила Пителева.

— Выходит, что он, Фрунзе, один, но в двух лицах,— сострил прокурор. — Болеет в Химках и одновременно стреляет в Шуе.

— Я оккультными науками никогда не интересовалась,— отрезала Пителева.

Михаил внимательно следил за процедурой допроса свидетелей. Он видел и чувствовал, что прокурор и председатель суда ответами свидетелей защиты доведены до состояния бешенства. Даже Перлов после показаний Мо-равицкой и Пителевой потерял прежнюю самоуверенность и начал путаться в ответах.

Но вот в зал заседания суда ввели нового свидетеля, доктора Иванова, заведующего больницей в Химках. Он обстоятельно и спокойно рассказал суду о том, как осматривал больного, прописывал лекарства и рекомендовал больному покой.

— Это так действительно было, господин доктор? — спросил председатель суда.

— Помилуйте, господин председатель! — ответил Иванов. — Я отлично помню все события этого дня, тем более что двадцать первого февраля происходило открытие Государственной думы. Как раз в этот день мне и пришлось пользовать пациента, который очень живо воспринимал события. Говорил он вполне здраво, критически. Я невольно обратил внимание на этого молодого человека и хорошо запомнил его. Это и был Михаил Васильевич Фрунзе.

Едва заметная улыбка пробежала по губам Михаила, но он быстро согнал ее и опять — спокойный, с недвижимым лицом — слушал допрос.

— Господин доктор,— приподнялся со своего места прокурор. — Будьте любезны, укажите, который из подсудимых Фрунзе? Похож ли он на сидящих здесь на скамье подсудимых?

Лицо Иванова немного побледнело. Вопрос был неожиданный. В зале затихли, головы вытянулись. Вдруг защитник Михаила, адвокат Якулов, приподнялся со своего места:

— Фрунзе, в зале темно, покажитесь свидетелю! Встаньте!

Михаил быстро встал и подался немного вперед.

— Ну как же! Вот он! — воскликнул Иванов. — Тот самый юноша... Правда, он изменился немного. Но думаю, это понятно... Насколько я слышал, в последние годы он много пережил. Помню, отлично помню!

83

6*

Прокурор зло посмотрел на адвоката и прошептал:

— Подлец!

Зажгли лампы. Был поздний вечер, когда объявили приговор. И опять неожиданно жестокие и тупые слова падали в притихший зал:

«...Лишить Павла Гусева и Михаила Фрунзе всех прав состояния и подвергнуть каждого смертной казни через повешение».

Михаил выслушал свой вторичный смертный приговор с изумительным достоинством. Ни один мускул не дрогнул на его лице. И только обычная для него легкая ироническая усмешка освещала лицо.

Окруженные конвоем, Гусев и Фрунзе выходили из зала. Михаил успел бросить взгляд на Люшу, которая смотрела на него широко открытыми глазами, полными слез. Ласково кивнув ей на прощанье, он, ободряя ее, улыбнулся. В коридоре Фрунзе услышал, как в зале кто-то глухо зарыдал.

Допрос доктора Иванова был самым трагическим и жутким эпизодом процесса. Ии Фрунзе, ни Иванов никогда не видели друг друга. Впервые в жизни они встретились в суде. Не прояви адвокат находчивости, участь Фрунзе и Гусева была бы решена...

Доктор Иванов, знакомый Пителевой, сочувствовал революции. Он охотно согласился выступить на суде в качестве свидетеля и подтвердить, что в день покушения на Перлова в городе Шуе Фрунзе был болен и находился под врачебным наблюдением в Химках. Эти показания разбивали позицию суда и прокурора, делали невозможным вынесение смертного приговора. Но ненависть царизма к революционерам была столь велика, что суд, вторично грубо нарушив «законы» и «формальности», приговорил Фрунзе и Гусева к смертной казни через повешение.