Секретев быстро ладонью закрыл ему рот и покраснел от стыда. Но несдержанный генерал что-то мычит и через пальцы Секретева произносит:

— Саша, тебя мы любим, но большевикам донцы не сдадутся.

— Я уйду отсюда, если ты скажешь еще хоть одно слово, — расстроенно говорит ему генерал Секретев.

— Ну хорошо, я замолчу, — уже тихо ответил он и действительно замолчал.

Так как тогда там проходили трагические часы гибели Кубанской армии, для Войсковой Истории я должен зафиксировать многие моменты, слова, действия, психологическое состояние присутствующих на том военном совете и свои личные наблюдения и переживания.

(В Нью-Йорке приобрел интересную книгу «Русская Вандея», написанную генерал-майором Донского Войска Голубинцевым, чем подтверждаю, что это он был на том военном совете, сидя рядом с генералом Секретевым.)

С фронта, с переговоров, прибыл полковник Дрейлинг. Он вначале явился к Атаману Букретову и потом, уже с ним, вошел к нам.

— Господа офицеры! — скомандовал Шифнер-Маркевич при появлении Атамана.

Кто сидел — встали. Из того, что скомандовал генерал-майор Шифнер-Маркевич, а не генерал-лейтенант Секретев, я понял, что старшим здесь является Шифнер-Маркевич.

Генерала Букретова как нашего Войскового Атамана я вижу впервые. В самом начале войны на Турецком фронте, 21 октября 1914 года, из Персии, с разъездом казаков в 30 коней ночью я прорвался мимо Бая-зета и связался со 2-й Кубанской пластунской бригадой генерала Гулы-ги, наступавшего со стороны России. У меня был секретный пакет от начальника нашего Макинского отряда для генерала Гулыги. Тогда генерал представил меня полковнику Букретову, начальнику его штаба бригады. Вот почему я внимательно стал рассматривать его здесь. Он почти не переменился. Красив, в лице что-то восточное. Густые черные волосы, чуть с проседью, гладко зачесаны направо. Густые черные короткие усы, хорошо выбрит. Он в кителе, в бриджах и мягких сапогах. Вид очень чистый и аккуратный. Ничего «походного». Он без оружия. Пройдя скорым шагом мимо нас, уверенно занял председательское место.

Левее его сел полковник Дрейлинг. Он высокий, стройный, с рыжей подстриженной бородкой. Он очень грустный. Все мы молчали. Встал Атаман Букретов и сказал следующее:

— Кубанская армия находится в тяжелом положении. Случайно, через генерала Морозова, мы вошли в связь с красным командованием, предложившим нам мир. Для выяснения этого мною был послан на фронт начальник штаба Армии, полковник Дрейлинг, который Вам и доложит все.

Сказал, показал жестом на полковника Дрейлинга и сел. Поднялся со стула Дрейлинг, также чисто и аккуратно одетый, с аксельбантами Генерального штаба на кителе, почтительно поклонился Букретову, оперся пальцами рук на стол и, не смотря ни на кого, заговорил, вернее — стал читать нам по бумаге «условия красного командования, на которых может быть заключен мир».

Я их не буду приводить, укажу только, что перечисленные условия, подписанные начальником 34-й красной пехотной дивизии, действовавшей против нас, Егоровым и военным комиссаром дивизии Сутиным, заканчивались ультимативно: «Срок мирных переговоров кончается 2-го мая сего года в 4 часа 15 минут. К означенному сроку Вам надлежит дать определенный ответ».

Дата по новому стилю. Мы жили по старому. Значит, ультиматум кончается 19 апреля старого стиля, а военный совет был накануне, 18-го.

Слушали мы полковника Дрейлинга и не верили своим ушам, настолько все это было неожиданно и недопустимо для нас. Прочитав, Дрейлинг дополнил, что «при личных переговорах (у будки за мостом, в 4 верстах южнее Сочи) — дано время для ответа ровно 24 часа», и добавил:

— О сдаче не может быть и речи. Наша цель — затянуть переговоры дня на три, когда к нам прибудут транспорты из Крыма для погрузки, для переброски казаков туда.

Он говорил грустным голосом, как и сам был очень грустный. Атаман Букретов, во все время доклада Дрейлинга смотревший на пальцы своих рук, слегка игравшие по столу, обратился к члену правительства Белашеву, только что вернувшемуся из Гагры, где он вел переговоры с грузинским представительством, доложить совету, как обстоит дело с переходом армии в Грузию?

Блондин 35 или 40 лет, с приятным, открытым лицом, в парусиновой гимнастерке, подтянутой казачьим пояском, выдвинулся к столу из группы офицеров, стоявших против нас, и, очень волнуясь, доложил:

— Грузинское правительство наотрез отказалось пропустить казаков на свою территорию, боясь угрозы красных, которые предупредили, что Красная армия «на плечах казаков» войдет вслед в Грузию и неизвестно, где остановится.

Свой короткий доклад Белашев закончил словами:

— Положение безвыходное, и над условиями красных надо подумать.

Против Белашева за столом сидел какой-то очень полный генерал в

серой черкеске и в пенсне, спиною к нам. Он резко, по-военному, «наскочил» на докладчика в повышенном тоне, упрекая его, что он недостаточно энергично хлопотал перед грузинами. Белашев не смутился.

— Господин Атаман!.. Я прошу Вас остановить генерала Сидоренко226 в его упреке и резкости против меня!.. Генерал думает, что я есть есаул и его подчиненный по Пластунской бригаде?!. Но я сейчас член Кубанского краевого правительства! — сказал и сделал шаг назад, по-военному.