Генерал Букретов поднялся на ноги и вежливо попросил генерала Сидоренко успокоиться. Последний был в это время командиром Кубанского Войскового учебного пластунского батальона. Но Сидоренко не успокоился. Сидя на стуле, как бы в ответ Букретову, он резко, громко подчеркнул: «Сдаваться нельзя!..» И что «он лично — ни одному слову красных не верит, с армией не останется, а уедет в Крым!».

Слова генерала Сидоренко произвели бодрящее настроение, но все почему-то молчали. Это молчание нарушил Атаман Букретов. Он встал со стула и сказал:

— Господа! Мы на военном совете. Я прошу высказаться каждому о моральном состоянии своих частей и о том, что же надо делать? Как полагается в таких случаях, я начну опрос с младших в чине.

И он повел глазами по лицам и погонам офицеров. Самым младшим оказался войсковой старшина Мальцев, стоявший на самом левом фланге, смотря от председательского места. Атаман просил называть свой чин, фамилию и какой частью командует каждый.

В группе собравшихся офицеров Я'Знал только Мальцева, полковников Соламахина и Певнева Сергея227 и генералов — Секретева и Шифнер-Маркевича. Остальные мне не были знакомы. Все они были от частей, находящихся или в самом Адлере, или южнее его. От частей, находящихся на фронте, то есть севернее Адлера, не было никого. Никого не было и от нашего 2-го Кубанского конного крпуса. Я попал сюда совершенно случайно.

Нелишне знать стаж — служебный и боевой — тех, кто говорил. Мальцев окончил Оренбургское казачье училище льладшим портупей-юнкером в 1911 году, вместе с полковником Гамалием и Атаманом Семеновым. Во. всем был примерный юнкер. Учился отлично и окончил училище со средним баллом в 11,5. Вышел хорунжим в 1-й Екате-ринодарский полк. Войну провел во 2-м Екатеринодарском полку и в 1916 году был уже есаулом, имея все боевые ордена до Георгиевского оружия включительно. По этим данным видно, что воевал он отлично и по чину опередил своих сверстников. Первопоходник, но всю Гражданскую войну провел в должности комендантского адъютанта Екате-ринодара. Он был умен и «реалист» в жизни. 2-й Хоперский полк принял на Черноморском побережье. Он сказал:

— 2-й Хоперский полк боеспособен. Сдаваться полк не захочет. И пойдет куда угодно. А если потребуется — может с боем идти и против грузин, прорвать их фронт, идти до Батума, где и грузиться в Крым.

Сказал он хорошо, хотя и волнуясь. Стояла глубокая тишина.

— Хорошо. Кто следующий? Вы, полковник? Ваша фамилия и часть? — говорит Букретов, глядя на меня, стоявшего рядом с Мальцевым.

Назвав фамилию и полк, я продолжил:

— Скажу о настроении всей 2-й Кубанской дивизии, которую сдал старшему в чине только вчера. Я полностью присоединяюсь к словам войскового старшины Мальцева и заявляю, что казаки совершенно не хотят слушать о мире с красными, а если надо, то нужно силой перейти грузинскую границу, идти к Батуму и там грузиться в Крым.

— Хорошо, Кто следующий? — вновь запрашивает Атаман.

— Полковник Соламахин. Командир Хоперской бригады.

И он, словно ему тесно в этой толпе, будто не хватает воздуха в груди или чтобы как можно крепче стать на обе ноги, слегка задвигался из стороны в сторону и заговорил:

— Хоперские казаки никогда не согласятся признать советскую власть. Они восстали с генералом Шкуро еще весной 1918 года и были

далеко за Воронежем. Ни о каких условиях не может быть и речи. Мы, шкуринцы, будем драться до конца. И если надо — будем бить и грузин, но только чтобы уйти от красных и уехать в Крым.

Его останавливает Букретов при словах «бить грузин» — «чего говорить нельзя» — поясняет он.

— Да нам все равно! — оправдывается Соламахин. — Если они не пускают нас добровольно! — закончил он.

Соламахин окончил Елисаветградское кавалерийское училище взводным портупей-юнкером в 1911 году и хорунжим вышел в 1-й Хоперский полк. В Персии, в войне против турок, в 1916 году, будучи сотником и командиром сотни, за конную атаку награжден офицерским Георгиевским крестом. Во время войны окончил в Петрограде ускоренные курсы Академии Генерального штаба. Соратник Шкуро от Кавказа, за Воронеж и обратно до Кубани в должности командира полка. Боевой офицер. Его слова были вески.

Фамилии других я не помню, но все высказывались так, как и мы. Высказал это же и командир Войсковой учебной батареи полковник Сергей Иванович Певнев, которого я знал еще сотником по Турецкому фронту. Это был умный, блестящий офицер Кубанского Войска.

Высказались все, и высказались однородно. Атаман Букретов все время молчал, не перебивая никого. Мне показалось, что все это ему не нравится. Я это чувствовал внутренним чувством. Да и почему он не смотрит в глаза говорившим, а смотрел только на стол, на свои пальцы рук?

В особенности подозрительным мне показалось его обращение к генералу Шифнер-Маркевичу, который должен сказать свое слово «последним» .

— Ну а Вы, генерал, что скажете? — так обратился он к нему, чем дал понять нам всем, дескать, «послушайте самого умного среди нас, самого популярного среди вас».

Наступила глубокая тишина. Все невольно вперились глазами в Маркевича, который сидел молча, как-то сгорбившись на стуле, глядя только перед собой, видимо что-то обдумывая и волнуясь в душе.