–  Было бы лучше, если бы эти истории молено было рассказывать детям, но и взрослым тоже никто не будет запрещать их слушать. Но некоторые рассказы ты можешь писать больше для взрослых.

–  А можно ли - вновь спросил Нимай, - сочинять рассказы для преданных?

–  Да, - ответил Гурудев, - я думаю, что в этом нет ничего плохого, если только ты в точности будешь передавать в них учение сознания Кришны. Но только не сочиняй историй о Кришна-лиле: ты ещё недостаточно духовно совершенен для этого.

–  Гурудев, я совсем ещё несовершенен, и я ни на что не способен без вашей помощи и подцерлжи. Но ваша идея мне очень нравится, и я хотел бы попробовать…

–  Но не сочиняй истории одну за другой, - сказал Гурудева.
– Делай это не каждый день, а только, когда не можешь иначе справиться со своим умом или когда они сами приходят тебе в голову. По правде говоря, я хотел бы, чтобы ты делал то, что и остальные преданные: повторял мантру, посещал утренние программы, читал «Шримад-Бхагаватам», - и чтобы у тебя было какое-то постоянное занятие… Ты хотел бы вернуться на ферму?

–  Мне кажется, что хотел бы, - ответил Нимай.
– А что если мне вернуться в Гайану? Я должен был вернуться туда через полгода, чтобы встретиться с отцом той девушки… И ещё я договорился со своими мышами, что приеду повидать их.

Гурудев не знал, что ему сказать на это. Он позвал Нимая только для того, чтобы предложить сочинять истории. И Нимай не стал больше говорить о возвращении в Гайану. Гурудев хотел, чтобы вначале Нимай обдумал то, что он ему сказал.

В тот день Нимай почти не думал, о предложении Гурудева. Он просто чувствовал радость после такого откровенного разговора со своим духовным учителем.

Он вспомнил одно место из комментариев Шрилы Праб-хупады, где тот говорит, что гуру может определить, к чему склонны его ученики, и умеет подобрать для них подходящее занятие. Одному он говорит: «Ты должен редактировать книги», - а другого отправляет работать на кухню. Судя по всему, Гурудев проявил сейчас такую способность, и Нимаю это доставило большое удовольствие.

На следующий день Нимай проснулся очень рано, около двух часов, и внезапно у него в голове само собой сложилось начало рассказа. Точно так же Чхота порой внезапно появлялся в его комнате и взбирался к нему на колено. Рассказ начинался словами: «Некогда жил один мальчик по имени Ану дас, который учился в гурукуле и умел разговаривать с бабочками и цветами…». Нимаю тут же захотелось встать с постели, зажечь свет и написать рассказ для детей, как велел ему духовный учитель. Поднявшись, он взял лист бумаги и начал сочинять историю. А позже в тот же день он подсунул написанный рассказ под дверь Гурудеву.

Проповедь бабочкам

Некогда жил один мальчик по имени Ану дас, который учился в гурукуле и умел разговаривать с бабочками и цветами. Бабочки и цветы тоже разговаривали с ним, и он понимал всё, что они ему говорили. Они говорили так тихо, что больше никто их не слышал. Правда, если люди подходили к Ану ближе и ветер дул в их сторону, до них доносились слабые голоса жёлтых и чёрных бабочек и красных роз, разговаривающих с мальчиком. Хотя Ану и любил поговорить с другими мальчиками об играх, еде и других пустяках - разговаривая с бабочками (а иногда он разговаривал и с птицами, которые прилетали в сад, где цвели розы), он говорил только о сознании Кришны. Ему нравилось проповедовать им.

Однажды, когда Ану было всего лишь шесть лет, отец спросил его:

–  Ану, почему ты разговариваешь с бабочками?

–  Я им проповедую, - сказал Ану, надеясь, что отец похвалит его.

–  Лучше бы ты проповедовал людям, - проговорил отец.

–  Это намного важнее. Даже если бабочка и поймет тебя, что полезного она сможет сделать, став преданной?

–  С ними легче разговаривать, - ответил Ану.

Он вспомнил, как однажды в парке один человек бросил бутылку в певших преданных, и она попала одному из них в голову.

–  Ну ладно, - сказал отец, - я не запрещаю тебе делать это. Можешь разговаривать с цветами и птицами. Выть может, ты так научишься проповедовать, и потом, став старше, сможешь проповедовать людям.

И родители разрешили ему разговаривать в саду с цветами и бабочками, и он стал делать это почти каждый день. Летом он рассказывал бабочкам о том, как Кришна поднял холм Говардхан и защитил всех жителей, а также животных, птиц и растения Вриндавана от ливня. Он также рассказывал им, как милосердный Господь Чайта-нья пел в лесу Харе Кришна и что даже птицы и бабочки пели вместе с Ним. А зимой он объяснял дружелюбно порхавшим вокруг него синичкам, как повторять и петь Харе Кришна. Ему казалось в тот момент, что птички чирикают ему в ответ: «Харе Кришна, Харе Кришна»,

–  точно так же, как. попугай, который жил у дяди и всё время кричал: «Харибол! Харе Кришна!». (Учитель Ану рассказал ему о том, что во Вриндаване есть два попугая, один из которых всё время говорит о Кришне, а другой - о Радхе.)

Прошло несколько лет, но Ану по-прежнему говорил о Кришне не с людьми, а с животными и растениями. И его отец забеспокоился.

–  Он отстанет в развитии, - сказал, он. Но мать на это ответила:

–  Оставь его в покое, ему всего восемь лет.

Отец Ану был очень хорошим проповедником. Он рассказывал об учении Господа Чайтаньи в школах и на улицах. Он также распространял книги Прабхупады, хотя люди порой оскорбляли его, а полицейские грозили посадить в тюрьму. Он был таким же, как Прахлада, который ничего не боялся, так как знал, что Кришна защитит его. Даже если кто-то захочет причинить вред преданному, он сможет причинить вред только его телу, потому что душу нельзя ни рассечь на куски, ни утопить, ни сжечь, и её невозможно сделать несчастной или испугать. Преданному, помнящему Кришну, невозможно причинить никакое зло.