Любя необычайные черты…
вернуться

Власов Александр Иванович
Шрифт:

Муза

«Рывком еды полуденной лишила…»

Рывком еды полуденной лишила, А мать её, сошедшая во тьму, По-своему родного накормила На чёрный день оставленным ему. Но предали земле её когда-то К его благополучию на ней — Недаром он, о тёще помня свято, Не злился зря на дочь её поздней. Благодарил он око всеблагое За горести из рода чепухи, Ведь ясно, что возмездие другое Вполне могли б иметь его грехи.

«Во мгле соседка старая шипела…»

Во мгле соседка старая шипела, Что гордости лишаться ни к чему; На свет его смотреть ей не велела, Присутствием излишне льстить ему. В общине швей приёмщица корила За то, что, полумёртвая с лица, Шитьё ручьями слёз она кропила Без видимой причины, без конца. Напомнила швея без явной жажды, Что стоящий безумств и слёз её Приёмщицей попользовался дважды, А с ней два года знал одно жильё.

«Кипение хозяйки злоречивой…»

Кипение хозяйки злоречивой Достойно ли реакции твоей? Страдать от безответности брезгливой, Самой себя стесняться втайне ей. Царапины тончайшего соседства Болезненно томят её всегда: Предельно безэффектны ваши средства, А смотришь – эффективны хоть куда. Надежд я не питаю по-пустому На быструю добычу своего, Но замыслу, в убожестве смешному, Во всей красе даётся торжество.

«Предстала та заснувшему на пире…»

Предстала та заснувшему на пире, Которой тот являлся для венца, Которой навсегда лишился в мире, Но помнил о которой без конца. Возникла тень её полусогбенно С опущенной в ладони головой, Но милый друг узнал её мгновенно, Почудилась и милая живой. С любовью, возгоравшейся дотоле, Приветила, всей доле вопреки. Взволнованный проснулся поневоле, От счастья задыхаясь и тоски.

«Востребовал он издали голубку…»

Востребовал он издали голубку: Возникла в ней великая нужда. Наполнили глухие стоны трубку. Бегом ушла во мрак она тогда. Поблизости мужчина жил, и вскоре Представилось открытое жильё. Поверженный тепло терял – о, горе! Смертельное виднелось остриё! Столь адский крик исторгла молодая, Найдя того, кто путался, любя, Что за стеной горячей кружкой чая Соседка враз ошпарила себя.

«Просила подождать её безгневно…»

Просила подождать её безгневно, Где начисто одежды лишено Древесное семейство, где плачевно От бури пало дерево одно. Советовала мне потешить око Синичкой на стволе величины, Чьё тело обнажается жестоко До самой сокровенной белизны. Как надобно ответил я два раза На слух едва ли подлинно тугой К успеху не вкусившей слов отказа, Ко вздоху повреждения другой.

Уныние

«Не поднял я навстречу взгляд успешно…»

Не поднял я навстречу взгляд успешно Приветствие пославшей тихо мне; Приветствием ответив ей поспешно, Лица не разглядел у ней вполне. Решая, кем она могла б являться, Предполагать я брался лишь одно: Той девочке порядком удивляться Ты мог и не совсем ещё давно. Всё было в ней поистине красиво: Лицо, что рдело, свежестью дыша, Фамилия, звучащая счастливо, Любой наряд, и голос, и душа!

«Когда к одной дерзал адресоваться…»

Когда к одной дерзал адресоваться, Рождался лишь язык отпора в ней. Сконфуженный зарёкся нарываться На те неудовольствия поздней. Тогда случилось ей, с подружкой стоя, Окликнуть охладевшего мертво, Чтоб юбку стародавнего покроя Поднять одушевлённо для него. Подружка так и скрючилась от смеха, А тот убрался к месту своему, Но телом обольстившая потеха Неотвратимо помнилась ему.