– Одному? А ты? – с долей удовлетворения Энна прочувствовала и испуг, и тревогу в его ответе. «Испуг – это хорошо!»

– А я уже. Не могу же я тебя сутками ждать.

– Мы просто заговорились, - он готов был оправдываться, как бы глупо это ни выглядело, просить, что бы Энна осталась. В общем, сделать все что угодно, лишь бы она не сделала то, что явно собиралась – не бросила его на едине с этой «рыбой - прилипалой».

– Мик, ну заговорились, и ладно, - так, главное продолжать улыбаться – ты такой смешной! Как будто я что либо против имею?! Да что ж вы стоите, Лирс, присаживайся – она не определенно махнула рукой, давая понять, что рассаживаться они вольны, как хотят. Лирса тут же умостилась на любимое место Мики, справа от окна, и в глубине души Энна обрадовалась этому, ему же ничего не оставалось, как сесть рядом с ней, оказавшись спиной к Энне, - так, дорогие мои, мне, к сожалению пора. Лирс, жалко, что вы так долго ходили, уже все остыло. Разогреешь? – и повинуясь какому-то дикому порыву, положила руку на плечо Миши, и не раздумывая поцеловала в щеку –позаботься о нашей гостье.

Выйдя на улицу, она быстро и в то же время гордо шла до тех пор, пока по ее мнению они могли видеть ее. Осознав, что осталась, наконец, одна, голодная, злая и обиженная, она уже не гордилась собой за то, что оставила их, а напротив была шокирована этим. А что если? Стараясь не додумывать эту мысль до конца, она просто шла вперед, иногда задевая носком туфель камушки, лежавшие на дороге, иногда прикасаясь к особо красивым цветам. Побродив по маленькой деревеньке, она решилась, наконец, вернуться домой.

Мик лежал на кровати, рассматривая узор бревенчатого потолка, Лирсы уже не было. Улыбнувшись ему, и поздоровавшись, как ни в чем, ни бывало, она прошла к буфету и взяв чашку, что бы попить компота, обнаружила что та не особо чиста. Решив не комментировать это, а просто помыв ее еще раз, налила компот и села за стол.

Молчание, окружавшее их было настолько гнетущим, что Энне захотелось плакать. Та атмосфера, которую они строили два года, выкладывая по кирпичикам, растворялась как туман. И от этого было грустно. «Ничего», говорила себе Энна, «лучше сейчас, чем потом. Мы слишком долго были вдвоем. Он прав, жизнь идет, и пора бы уже отвлечься друг от друга. Дальше мне будет только тяжелее».

Мик, хотел заговорить, что бы развеять тот холод, что осел в их доме, но не знал о чем. Хотел упрекнуть ее, за то, что ушла, но понимал, что не в праве. Мысли и чувства устроили просто вооруженное столкновение в его сознании, лишая голоса. Краем глаза он наблюдал за тем, как она перемыла чашку, как сидит за столом, так и не притронувшись к компоту. Когда отобедав, Лирса предложила убрать со стола, он никак не ожидал, что эта уборка означает опускание грязной посуды в тазик с водой, и водружение ее на место в буфет. Он, конечно, понимал, что Энна увидев это, упадет в обморок, и тихо радовался, своей маленькой мести. Но она молчала, лишая его возможности выдать заготовленные фразы.

– Спасибо за ужин, было очень вкусно – он все-таки не выдержал и заговорил первый, хотя еще минуту назад пообещал себе молчать до победного.

– Я очень рада, что вам понравилось, - Энна старалась сделать выражение лица как можно более ласковым и непосредственным, правда, подозревая, что плохо в этом преуспевает, чувствовалось, что сжатые с не человеческой силой челюсти, могут ее выдать.

– Как погуляла?

– Замечательно! – пришлось отвернуться к окну, чтобы не спалиться. Но быстро спускавшаяся темнота сделала его похожим на зеркало. Пришлось отворачиваться обратно.

– Где была?

– Так, - она неопределенно пожала плечами, как бы говоря, что дальнейший ответ не есть правдой, но, истины она не откроет – прошлась.

С утра Миша с некоторым злорадством наблюдал, как она перемывает вымытые вчера Лирсой чашки, что бы сделать чай, и тарелки, все еще надеясь на какой-нибудь выпад в этом направлении с ее стороны. Не зря же он пол вечера и почти всю ночь обдумывал, что и как ей скажет. Увы, мило улыбнувшись, она промолчала. «Ну и ладно», подумал он, и ушел косить траву.

Дни шли, лето подходило к концу, ночи становились прохладнее, а жизнь размереннее. Постепенно обед с Лирсой забылся, и их мир начал восстанавливаться. Все же он чувствовал, что обижается, когда она уходит. Раньше Энна звала его, теперь же нет. Она больше не приглашала его поиграть в карты, с Россом и остальными, он же в свою очередь не звал с собой к Лао. Так они и существовали, постепенно отдаляясь друг от друга. Однажды, сидя в одиночестве дома, он понял, что обижен не за себя, он обижен за Сашку. Она просто сделала вид, что его не было. Они больше не говорили о России, не вспоминали дом. Энна вычеркнула прошлое из своей жизни, и этого он простить ей не мог.

13

Утомленный работой, измученный постоянными заботами, он и не заметил, как наступил сорок третий день рождения. Вот раз, только выпили за Энну в ее тридцатилетие, а уже зима. Казалось, что ее морозным дням и насквозь продуваемым ветрами ночам не будет конца. А проснувшись однажды утром, он увидел, как капает вода с таявших сосулек, услышал как робко, как будто распеваясь, начинают щебетать птички. «Опять весна, снова унылая, бесконечная работа».

«Уже третий год как мы здесь. Три года» - неожиданные воспоминания, непрошенными гостями врывались в сознание. Давно он уже не сидел вот так, просто вспоминая, без скорби, без горести. Вспоминал, как рос Стасик, как он впервые рассказал ему о девочке, которая нравится. Снова ощутил, как впервые взял на руки Антона. Такие близкие, и такие далекие. «Как там они?». Он больше не слышал их голосов совсем рядом, ему больше не виделось, как бежит к нему Антон, раскидывая руки для объятий, как протягивает руку Стасик для пожатия. И от этого становилось еще горше. «Сколько раз я хотел уйти! Сколько раз собирался развестись! И вот, я ушел, похоже, навсегда», он грустно улыбнулся. Миша не скучал по жене, не вспоминал ее, не представлял. Она ушла в прошлое быстро и безболезненно, не оставив после себя ничего. Но дети. Дети были для него всем. И он потерял это все. «Эта злосчастная гроза забрала то единственное, что заставляло меня жить там».