– Спасибо, тебе, - поблагодарила Энна, когда они шли домой, с этого места пыток, под названием «огород».

– Да не за что, - он нес пустые ведра, но ему казалось, что они полны воды.

Они ужинали на веранде, Миша сделал шашлык, а Энна салат и пюре, запивая все это вкусным вином.

– Только ночью и жить можно, - сказала она, слегка поежившись от ночной прохлады, резко контрастировавшей с дневной жарой.

– Не говори! – он раскачивался в кресле, закинув руки за голову, - а что это ты сегодня дома? – и сам удивился ноткам негодования, проскочившим в голосе.

– А где мне нужно быть?

– Ну не знаю, а где ты обычно бываешь?

Она не поняла, с чего вдруг он говорит со злостью, и потому решила не отвечать.

– Ладно, давай, я помогу тебе со стола убрать, а то уже глаза слипаются.

– Давай.

Они убрали со стола, и он вынес ведро грязной воды после мытья посуды.

Энна остро ощущала то напряжение, что витало в самом воздухе, не понимая его истоков. И потому не заводила разговор, а просто пожелав спокойной ночи, легла спать.

10

– Доброе утро!

– Доброе, - Энна с трудом разогнула натруженную спину, потирая рукой онемевшую поясницу – этот бурьян меня доконает!

– Как это? – Росс улыбнулся, не понимая значения этого слова, и Энна улыбнулась в ответ на его непонимание. Она все никак не могла адаптироваться к тому, что они не понимают половину слов ее родного русского языка, в то время как их язык практически такой же. Должно быть, сленг здесь еще появится, и скорее всего его родоначальниками в Еравии будут они с Мишей.

– Ну, в смысле, погибну я тут, с тяпкой наперевес.

Росс еще шире улыбнулся, подыгрывая ее манере разговора:

– Не нужно здесь.

– Почему?
– в удивлении от неожиданного ответа у нее аж брови поднялись.

– Ну баклажаны, они ведь растения хрупкие.

– Тоже верно, пойду погибать в бахчу.

– Пойдемте, уже слишком жарко для огорода, да и к тому же я вам вкусняшку принес.

– Да мне то всего чу-чуть осталось – и она обвела взглядом это чу-чуть что занимало еще несколько соток перцев, огурцов и синеньких, по зрелому размышлению она все же согласилась покинуть это место пыток и уйти в тень – а что за вкусняшка?

– Увидите.

– И перестань ты мне выкать, давай на ты, а то я себя старушкой древней ощущаю.

– Хорошо, старушка, уговорила.

Когда они сели в удобные кресла на веранде, Росс налил ей холодного напитка, из-за которого собственно и пришел.

– Вот, попробуйте - он передал Энне высокий стакан, - мой любимый ягодный настой.

Она с удовольствием отпила холодный настой, по вкусу напоминавший ягодный морс и поблагодарила парня.

– Да не за что, - засмущался он, раскачиваясь в кресле, и ставя свой стакан на стол. В свои двадцать лет он был выше сверстников, и выглядел старше их, но все же порой молодой возраст давал о себе знать. Энна положила свою маленькую ладонь поверх его большой и загорелой руки, в знак благодарности, чем повергла его в смущение, и он с ужасом ощутил румянец на собственных щеках.

– Ну как Вам здесь? Свыкаетесь? – Росс первый нарушил неловкое, как ему казалось молчание, тянувшееся не доли секунды, а целую вечность.

– Да не очень, если честно. В смысле хорошо мне здесь, нравиться. И люди здесь добрые и отзывчивые, и жизнь, в общем-то, от нашей не особо отличается. Просто не вериться мне. Знаешь иногда мне снится, что все это просто сон, якобы я просыпаюсь дома, в своем мире и жизнь становиться прежней, и тогда, когда я просыпаюсь по настоящему… - она замолчала, думая о том, как описать то чувство жгучей тоски и грусти которое накатывает на нее практически каждое утро. Чувство, из-за которого она долго не может уснуть, боясь снова разочароваться, когда проснется.

– Вам тяжело, - и он впервые сам прикоснулся к ней, просто положил руку на ее согнутый локоть, - но это пройдет, честно, вы привыкните. – Энна промолчала, лишь кивнула в ответ и улыбнулась, - знаете, когда-то, давным-давно, жил у нас один мудрец, он был великим царем всех народов, и повелевал всеми мирами, так вот он всю жизнь свою носил браслет, большой, широкий пласт золота, и никогда не снимал. Говорят, что когда, он на суд выходил, жалобы и прошения рассматривать, всегда смотрел на него, прежде чем волю свою высказать. А, когда умер царь, браслет сняли, а на его внутренней стороне надпись оказалась, и знаете какая?

В том, что это аналог земного царя Соломона и его кольца Энна уже не сомневалась, но Росс так трогательно и переживательно рассказывал, что не хотелось прерывать его, или говорить, что ей известен конец истории. Поэтому она просто покачала головой, в какой-то мере наслаждаясь его интересным тембром голоса и заманчивой даже какой-то задушевной манерой рассказа.

– А написано там было «и это пройдет». Так что не отчаивайтесь!

– Пройдет, - повторила Энна, - пройдет.

Они еще какое-то время сидели молча, раскачиваясь на массивных креслах – качалках, когда пришел Миша. Завидев его Энна улыбнулась, приветствуя и лишь тогда почувствовала, что Росс убрал руку все это время лежавшую у нее на руке. «Надо же» подумала она, «а я и не заметила»!