– -Вот давай и поищем где до этого самого рассвета пересидеть, - Мика уверенно потянул меня в сторону развалин башни.

Развалины были пусты. Давно разграбленные, даже собаки ушли отсюда - хороший признак, значит, здесь не было крыс, на которых охотились одичавшие друзья человека, после того, как дешевого питания - человеческих останков - стало поменьше. Крысы, собаки... Я теснее прижалась к Мике, почувствовала под бушлатом надежную твердость револьвера. За этот древний револьвер мы отдали последние остатки прошлого - мои сережки-капельки и ремень Мики, ремешок из кожи речного дракона со старинной серебряной пряжкой.

– -Оружие нам пригодится, - успокаивал меня Мика. Можно подумать я спорила.

Потом Мика, смачивая ветошь слюнями, долго чистил золой от костра наше приобретение: здоровенный пятизарядный "Доберман". С оружием было спокойнее - дикие псы больше не боялись человека - они боялись лишь человека-с-оружием, этого нового Бога страшного мира, раздающего гремящую, пахнущую свинцом смерть всем, кто окажется рядом.

Под ногами хрустели обломки, стекла, благо тяжелые армейские ботинки с толстой рубчатой подошвой, к которым я давно успела привыкнуть, были идеальны для прогулок по таким вот "паучьим" (словечко из Микиного лексикона, привязчивое как... паутина) местам. До мятежа особняки Королевского Острова славились своими винными погребами, сейчас же среди руин темнели провалы, в которых в наступающих сумерках уже плескалась тьма будущей ночи. Даже если после бомбежек здесь и могло сохраниться что-то ценное, то бесчисленные племена мародеров, хозяйничавшие в городе и сейчас, наверняка повытаскивали все еще в первые дни мятежа - Остров всегда был лакомым куском. Это сейчас земля на острове перекопана почище иного поля, сожжена, превращена в прах установками залпового огня, бомбами, поджогами бандитов... Но... Я вдруг поняла, что несмотря ни на что, Остров все равно оставался "моим" местом. Здесь я чувствовала себя дома, словно заряжаясь незримой энергией. "Магия - усмехнулся бы Мика, если бы услышал мои мысли, - магия рыжей ведьмы". Но я промолчу. Надо внимательнее глядеть вокруг, чтобы не пропустить чего-нибудь полезного... Вроде... Вон того куска брезента на разбитом остове грузовика!

– -Мика, - позвала я, показывая на обнаруженное "сокровище"...

***

Пламя крошечного костерка весело заиграло, заставляя танцевать тени на стенах башни. Обломки стеллажей, которые Мика бодро разламывал, колотя по древним стенам, тихонько потрескивали. Сизый дым поднимался кверху, уходя в большущую дыру - у меня сложилось впечатление, что ее проделал какой-то огромный предмет... Может колокол? По слухам, колокола тоже украли, сдав на металлом. Обычное дело сейчас. Такое же обычное, как окна без стекол - хорошо, что есть чем занавесить проем - все же я молодец, брезент пригодился.

"Хозяюшка!" - вспомнился голос Мики, не поймешь шутит или всерьез - но в голосе улыбка.

Подогретая на углях банка тушенки распространяла аппетитный запах, большая лепешка слегка вспрыснутая водой из их старой, мятой фляги, доходила на прутиках рядом... А рот наполняется слюной... Какой же маленькой кажется эта жестянка "гуманитарной помощи". Но хорошо, что есть хотя бы она - нам повезло, попали под раздачу - с машины, окруженной мордатыми автоматчиками в белых касках, в толпу россыпью швыряли консервы и коробки с печеньем, а вопящая, давящая друг друга толпа рвала подачку из рук. Противно - мы с Микой тоже были там, дрались и пихались из-за нескольких баночек и пакетов с лепешками. Животные под прицелом маленькой камеры оператора из касок, фиксирующего это безумие.

– -Для отчетности, - зло пояснил потом Мика, в ответ на мой горький вопрос: "зачем?!".

Тушенка и хлеб закончились быстро, как детство. Только что восхитительные волокна мяса таяли во рту - и вот уже пустая, выскобленная до блеска, банка летит в угол, а желудок требует добавки, которой не будет... А потом наваливается сонливостью усталость.

Я поерзала на диване, в надежде, что вредная пружина перестанет колоть бок. Мика раскопал здесь остатки некогда стильного дивана. Почти целого, не хватало только пары ножек, да пружины торчали кое-где. "Диван на сцене", - с улыбкой процитировала я что-то полузабытое из театральной критики. Жаль, он не понял шутки, но все равно... Получилось смешно. Мика так серьезно начал прикидывать версии появления этого дивана в подвале, что я засмеялась.

– -Мик, тебе не все равно? Бродяги его сюда притащили, хозяева от бомбежек в подвале прятались... Есть мы, есть диван. И ладно...

Как же удобно и комфортно было сидеть на нормальной мебели. И тепло, - мне наконец-то удалось согреться.

– -Знаешь, - сказал вдруг Мика, - а ведь здесь раньше был каземат. Ирония судьбы. Из всех помещений башни уцелела только тюрьма.

– -В Башне давно не было казематов - отмахнулась я сдерживая глупую улыбку, - она уже лет сто как музей.

– -Угу. Но каземат был раньше, - Мика кивнул головой на прибитый к стене железный ошейник. Рядом еще сохранился след от таблички с комментарием.

– -А каково это жить в музее?

– -Привыкаешь...

Действительно, ко всему привыкаешь... И к толпам туристов, которые организованно осматривают твой дом. И к тому, что всегда на виду...

– -Хотя... все равно немного чувствуешь себя экспонатом в кукольном домике.

Мика улыбнулся краем рта и снова отвернулся к стене, что-то рассматривая. Я тоже уставилась на стену, силясь понять, что он там такое увидел.

– -Однако основательно строили предки... Я ведь до войны на строительном учился. Хотел на архитектурный, но там за учебу надо было бы платить. А в строительный конкурса не было, а предметы почти те же...

– -А я на истории искусств...

– -Что, правда?
– изумился, присаживаясь рядышком, Мика.

– -Ага...
– сонно согласилась я, прижимаясь к нему.

Руки Мики скользнули ко мне под одежду. Теплые, ласковые. Я, не открывая глаз, замерла, встречая губами поцелуй.

Иногда мне казалось, что я больше никогда не смогу вот так, по-настоящему, отдаваться мужчине. Сама мысль о подобных отношениях вызывала тошноту, тело скручивали воспоминания о страхе, унижении, боли, но... Первый раз с моей стороны это было чем-то вроде благодарности. Или во всем виновата привычка? Я просто привыкла к своему спутнику, рядом с котором можно было просто молчать, на которого можно было опереться. Например, ковыляя по длинному гимназическому, вернее уже госпитальному коридору, с закованной в гипс ногой. А потом, когда старичок-врач сообщил, что Мику можно считать здоровым, испугалась остаться совсем одной и... Попыталась привязать его к себе единственно верным способом. Или единственно доступным? Ну а потом уже, в сладкой истоме жаркой ночи, решила, что, наверное, сама хочу того же самого. Вернее не хочу одиночества. Может быть это и не любовь, но немножко ласки, чем плохо? А может ласка и любовь - это одно и то же? Пусть даже это призрачное ощущение окажется иллюзией. Но это будет потом, не сейчас...