Боярыня, смотревшая на него, бледная, с широко раскрытыми глазами, при последних словах вскочила, как раненная стрелой, с подавленным криком подбежала к грузину и, крепко схватив его рукой, скорее прошипела, чем проговорила:

 — Так не любишь? Поиграл — и будет!

 — Успокойся, боярыня, — ответил изумленный князь. — Когда ж я с тобою играл?

 — Так не любишь? — повторила в исступлении Елена, стискивая руку молодого человека.

 — Не люблю! — спокойно и твердо ответил грузин, холодно глядя в ее красивое лицо, теперь обезображенное гневом и страстью.

 — Ах! — простонала она, выпуская его руку и хватаясь за сердце, и у нее градом полились слезы. — Не любит, не любит! — с тоскою шептали ее губы.

 — Полно, боярыня! — подойдя к ней, проговорил Джавахов, невольно тронутый ее горем. — Это скоро пройдет, и на твоих щеках снова заиграет румянец, а очи твои снова заблещут радостью и… новой любовью.

 Но Елена Дмитриевна мрачно слушала своего утешителя. Слезы скоро высохли, она уже с ненавистью посмотрела на только что дорогое ей лицо и спросила:

 — А кто она, моя разлучница?

 Грузин не понял.

 Елена Дмитриевна криво повела губами.

 — Дурака валяешь? — с презрением кинула она.

 — Я хотел расстаться с тобой по–хорошему, друзьями, думал, расстанемся, а ты меня оскорбляешь. За что — не знаю. Ну, Бог же с тобой. Прощай!

 — Нет, погоди! Ты мне скажешь, кто та, на которую ты променял меня? — и Хитрово пристально посмотрела на него.

 Он не умел лгать и смущенно потупился под нестерпимо испытующим взглядом разъяренной женщины.

 — А, так я угадала! — взвизгнула ревнивая боярыня. — У меня есть разлучница? А! Погоди же, милая! Ты узнаешь, как становиться на пути боярыне Хитрово. Я сокрушу тебя, кто бы ты ни была, я не оставлю у тебя живой косточки…

 Князь Леон, бледнея, слушал этот ревнивый бред исступленной женщины и наивно спросил:

 — Но ты не знаешь ее, как же ты будешь ей мстить? И за что? Разве она виновата, что я люблю ее? Но что бы ни было, я защищу ее! — гордо проговорил князь.

 — От бабьей мести нет защиты!

 — Ну, что ж, теперь я знаю, что ты мой враг. Всегда лучше знать врага, чем верить ложному другу.

 Да, враг, враг до смерти! — страстно крикнула боярыня. — Враг тебе и всем твоим родичам и землякам!

 Леон Вахтангович пожал плечами, с сожалением окинул взглядом отвергнутую им красавицу и медленно вышел.

 Боярыня с минуту еще смотрела ему вслед, потом схватилась руками за голову и заметалась по комнате, громко причитывая.

 Вся прислуга в смятении столпилась у ее дверей, не смея войти туда.

 Между тем посланная от царицы девушка торопила кого–нибудь доложить Елене Дмитриевне, что царица требует боярыню немедленно к себе.

 — Поди–ка сунься, доложи! — шипели девушки на посланную. — Кому жизнь не мила, тот и доложит. Боярыня–то в сердцах страсть как люта.

 Однако о царском приказе все–таки доложить надо было.

 — Послать за Марковной, ей всего сподручнее, — предложил кто–то.

 Быстро сбегали за Марковной. Переваливаясь с боку на бок, та пришла, подстрекаемая интересом повидать свою питомицу в бешеном гневе.

 — Наверно, что–то не выгорело, — бормотала она про себя и, расспросив царскую посланницу, вошла к боярыне.

 Та сидела за столом, положив голову на руки и подвывая чисто по–простонародному.

 — Ну, чего раскудахталась, словно наседка! — приветствовала ее мамушка.

 Но боярыня и не заметила ее прихода.

 — От царицы девушка! Слышь, девушка пришла. Требуют, сейчас чтобы на «верх» шла. Слышь, зовут! Гадалку привела я царице. Слышь, боярыня… — Она близко пригнула к ней свое лицо и тихо, но внушительно добавила: — Марфушка там; как приказывала, свела я ее к царице… да без тебя–то как бы ведьма чего лишнего не сболтнула!.. Очнись–ка да поди сама!

 Наконец боярыня подняла свой взор на мамушку, провела рукой по лицу и, тряхнув головой, встала.

 — Что попритчилось–то, красавица? — спросила наперсница.

 — Не любит он меня, мама, не любит! — припадая к плечу старухи, горячо проговорила Елена Дмитриевна, и слезы ручьем полились из ее глаз.

 — А не любит — и не надо, — равнодушно возразила мамушка, — оно и легче без любви–то! Да кто тебе так нескладно сказывал? Красу такую нешто можно да не любить?

 — Сам он, няня, сказывал.