И Вадим решился. Протянул в ответ пришельцу свою руку. А в следующий миг ему показалось, что он умер, и душа его попала на следующий уровень развития, в единое информационное поле Космоса, в Разум Вселенной. Он увидел сетчатую многомерную ткань пространства. И еще он увидел само время, с его изъянами и прорехами. Увидел вселенные, связанные между собой, как атомная решетка, и почувствовал связь между ними. Он ощутил себя частицей Абсолютного Разума, и тонкие нити таких же частиц потянулись к нему, он уловил присутствие их всех, их мысли и чувства. Он постиг весь мир, заполнил его собой, в один миг познав сущность бытия и все тайны мироздания. Он почувствовал себя богом. Это так ошеломило, так потрясло его, что он тут же отшатнулся, рванулся обратно, не готовый к таким глобальным масштабам познания. То, что он познал, тут же исчезло, забылось, как видение, как изумительный волшебный сон. Так забывает цвета слепой, прозрев на миг. Осталось лишь ощущение чего–то необъятного, великого, вечного. Своей маленькой душой, отделенной от Единого Разума, он не смог вместить в себя весь мир. Понял только, что каждая вселенная – всего лишь клетка единого организма. А еще он увидел мир этих удивительных существ, невиданный и прекрасный, созданный из света, аромата и музыки, напоминающий рай.

И теперь он точно знал, кто этот пришелец и что он здесь делает. Медиумы и экстрасенсы чувствуют таких существ и называют их ангелами смерти. Эти существа питаются энергией умирающих, не способных более защищаться от вторжения в их сознание. Умирающие тоже их чувствуют, считая, что это пришла за ними сама Смерть. А они попросту энергетические вампиры. У них другое измерение, другая скорость времени, поэтому люди их не видят и не чувствуют. Иногда эти эфемерные существа выпадают в наше время сквозь пространственные дыры, так называемые аномальные зоны, и тогда их называют неопознанными летающими объектами. Они живут рядом с людьми и попросту их используют. Но только обреченных на смерть. Провожают их в мир иной, облегчая им саму смерть, прощание с этим миром. Умирающие при этом так же, как сейчас Вадим, при контакте с ними объединяются с единым Разумом, видят их мир, напоминающий Рай, и умирают с надеждой на возрождение. Ангелы смерти.

– Но почему моя мать? – только и спросил Вадим, хотя уже и так знал ответ.

– Да, она обречена, – ответил пришелец. – Ее канал открыт.

– Тогда помоги ей легко умереть, раз ты пришел за ней, вестник смерти.

– Она уже мертва. А мне пора уходить. Прощай, человек!

– Может, еще встретимся? – предположил Вадим. – Когда–нибудь?

– Непременно. В другой жизни.

Глава 3

Мир вокруг снова ожил, задвигался, наполнился привычными звуками, знакомыми запахами и обычными предметами. Все присутствующие в комнате тут же взволнованно бросились к Вадиму с вопросами:

– Ты куда пропал? Что случилось? Выяснил, что это было? Почему ты так быстро вернулся?

Вадим не стал ничего объяснять, рассказывать. Только глухо произнес:

– Мама умерла.

И кинулся к ней в спальню. Все тут же в панике бросились следом за ним. Нина ушла в мир иной. Возможно, стала теперь частицей Единого Вселенского Разума, одной из этих энергетических существ. И время для нее остановилось. Может, ей там теперь в том прекрасном мире гораздо лучше, чем было здесь – без прошлого, без надежды, без любви. Но здесь ее больше нет. И Вадим чувствовал только глухое отчаяние и пустоту брошенного ребенка. Сияна пыталась его как–то утешить, остальные сочувственно и сокрушенно его успокаивали. Но Вадим ничего не видел и не слышал, он хотел только, чтобы все оставили его в покое. И молча ушел в свою комнату.

Он стоял у широкого, во всю стену, окна, смотрел на ночной город и не видел его. Он вспоминал детство, вспоминал, как они с мамой ездили в деревню к бабушке, в Подмосковье. Отец привез их на машине и тут же уехал обратно, как всегда вечно занятой. Может, он маму и не любил никогда? Вот она и не могла ничего вспомнить. Это он виноват, что ее больше нет! Мама просто не хотела больше жить, ведь у него теперь другая семья. Предатель! Как он мог?

Сияна тихонько подошла к Вадиму, склонила голову на его плечо. И тут он обнял ее и заплакал, как маленький мальчик. И Сияна плакала вместе с ним, из жалости к нему. Затем потянула его от окна:

– Пора спать.

Они лежали, обнявшись, думая об одном и том же: им здесь больше нечего делать, это не их мир. Тут Вадима осенило. Он сел на постели с заблестевшими глазами.

– Мы вернемся назад! Вместе.

– В Идиллию?! – восторженно ахнула Сияна, боясь в это поверить. – И спасем тот мир, правда?

– В какую Идиллию? – опешил Вадим. – Забудь ты про этот кукольный мир Барби! Мы вернемся в мой мир, где я жил! И где мама… жива. Молодая, здоровая, красивая и веселая.

– Нет, – отрезала Сияна разочарованно и отвернулась. – Твой мир такой же, как этот. Я там тоже буду чужая.

– Но ты же будешь со мной! Давай, собирайся!

– Нет. Прости. Я вернусь только в Идиллию, пусть даже одна.

– Так я тебя и отпустил! Ишь, чего придумала – бросить меня здесь одного!

Вадим вскочил, взволнованно забегал по комнате, снова подскочил к окну. Он задыхался, рвался прочь отсюда, все равно куда, попытался открыть окно, но не нашел, как это сделать. Облокотился о прозрачно–янтарный подоконник и прижался к стеклу разгоряченным лбом. По его обнаженному торсу волной прокатились мышцы. Луна облила его призрачным светом, подчеркивая красоту этого молодого сильного тела. Но Сияна не смотрела на него. Она одевалась.

А он вдруг поймал себя на мысли, что думает не о Сияне. Он почему–то вспомнил о Тоньке. Вспомнил ее упругое тело, горячие губы, ждущие глаза, ее крепкие и нежные руки, прижимавшие его к себе. Все тогда между ними свершилось так торопливо, словно в безумном бреду, оставив лишь стыд, досаду и пустоту, презрение к самому себе. Она стала его первой женщиной, и он тогда почти ничего не понял. Но сейчас все всплыло отчетливо и детально, как бы со стороны, дав возможность переоценить заново. С Сияной все по–другому. Она никогда не отключалась полностью, не раскрывалась, не отдавала всю себя в его полное владение. Тонька же, горячая и пылкая до самозабвения, готова была броситься за ним без оглядки хоть на край света, хоть к черту в пекло. А он отшвырнул ее от себя, как использованную вещь, и попросту сбежал! И ему теперь никогда, наверное, не избавиться от этой вины.