Различные препятствия для полного завершения юношеского полового созревания имеют множественные глубокие следствия, создающие важную проблему для дальнейшего проектирования. Наиболее известно регрессивное возрождение той более ранней стадии психосексуальности, которая предшествовала эмоционально спокойным первым школьным годам: инфантильной генитальной и психомоторной стадии с ее тенденцией к аутоэротической манипуляции, грандиозной фантазией и энергичной игрой3. Но в молодости аутоэротизм, максимализм и стремление играть - все безмерно расширяется половой потенцией и локомоторной зрелостью и крайне усложнено тем, что мы вскоре будем описывать как новую историческую перспективу юношеского сознания.

Наиболее широко распространенное выражение неудовлетворенных поисков юности, так же как ее природной плодовитости, - это страстная тяга к передвижению, выражаемая или в генерализированном "существовании в движении" - "нестись сломя голову", "бегать по кругу", - или в реальном движении, таком, как энергичная работа, азартные спортивные соревнования, танцы, беспо-

256

мощный Wanderschaft*, а также езда - по правилам и без них - на лошадях, машинах и т.п. Но это выражается также через участие в сегодняшних общественных движениях (бунтах местного значения, парадах и кампаниях основных идеологических сил), если только они обращаются к потребности ощущать себя "движущимся" и видеть сущность в чем-то движущемся по направлению к открытому будущему. Ясно, что общества предлагают любое количество ритуальных комбинаций идеологических перепек-тив и энергичных движений (танцы, спортивные состязания, парады, демонстрации, мятежи), чтобы запрячь молодость на службу своим историческим целям, и что там, где обществам это не удается, молодежь будет искать свои собственные комбинации в малых группах, занятых серьезными играми, добродушными безрассудствами, жестокими проказами и делинквентными стычками. Кроме того, ни на какой другой стадии жизненного цикла ошибки в нахождении себя и угроза потери себя так тесно не объединены.

В связи с тягой к движению мы должны отметить два великих индустриальных достижения: автомобильный двигатель и кинематограф. Мотор автомобиля, конечно, - самое сердце и символ нашей технологии, и его владычество - цель и стремление многих из современной молодежи. В связи с незрелостью юности, однако, необходимо понять, что и мотор автомобиля, и кинематограф предлагают им, на самом деле склонным к пассивному передвижению, интоксицирующую иллюзию чрезмерно активного существования. Преобладание автомобильных краж и дорожных происшествий среди юношества сильно порицается (хотя публике требуется длительное время, чтобы понять, что кража - незаконное присвоение ради прибыльного обладания, в то время как автомобили крадутся молодыми в поисках своего рода автомобильной интоксикации, которая может буквально захватить и машину и юнца, а не для других целей). Все же, несмотря на крайне взвинченный смысл автомобильного всемогущества, потребность в активном передвижении часто остается неосуществленной. Это в особенности относится к кинематогра-

* Странствование, путешествие (нем.).

257

П-798

фу, предполагающему зрителя, который сидит себе и сидит, а механизм его эмоций мчится, совершая быстрое и яростное движение в искусственно расширенном зрительном поле, усыпанном крупными планами насилия и сексуального обладания, - и все это без предъявления минимальных требований к интеллекту, воображению или усилию. Я отмечаю здесь широко распространенное несоответствие в опыте подростка, так как думаю, что это объясняет новые виды подростковых взрывов и указывает на новую необходимость владычества. Такое владычество предполагается в новейших танцевальных стилях, которые сочетают машинообразную пульсацию с подобием ритмической развязности и ритуалистической искренности. Изолированность каждого танцора, подчеркнутая мимолетными мелодиями, которые позволяют ему соединяться со своим партнером время от времени, по-видимому, отражает потребности юности более правдиво, чем поддельная близость партнеров, "склеенных" вместе и все же безучастно смотрящих мимо друг друга.

Опасность чувства, переполненного одновременно внутренним импульсом и безостановочным пульсом моторизации, частично уравновешивается у той части молодежи, которая может получить активный заряд технического развития и управляет, чтобы научиться и идентифицироваться с искусностью изобретения, улучшением производства и уходом за механизмами, существуя, таким образом, во власти нового и неограниченного применения юношеских способностей. Там, где молодежь лишена прав на такой технический опыт, она должна взрываться в мятежном движении; там, где она не одарена, она будет чувствовать отчуждение от современного мира до тех пор, пока технология и нетехнический интеллект придут к определенному слиянию.

Когнитивные способности, развивающиеся в течение первой половины второго десятилетия жизни, дают мощный инструмент для решения задач молодости. Пиаже называет приобретения в познании, достигаемые в середине периода от тринадцати до девятнадцати лет, достижением "формальных операций"4. Это означает, что юность может теперь оперировать гипотетическими утверждениями и может представлять себе возможные переменные и потенциальные отношения - и представлять их исключительно

258

в уме, независимо от того, можно ли их конкретно проверить, что раньше было необходимо. Как сформулировал Дж. С. Брунер5, ребенок теперь может "систематически вызывать в воображении полный ряд альтернативных возможностей, которые в любой данный отрезок времени могли бы существовать". Такие когнитивные ориентации не противопоставляются, но дополняют потребность юного человека сформировать смысл идентичности, так как среди всех возможных и воображаемых связей он должен сделать ряд всегда ограниченных выборов из личностных, профессиональных, сексуальных и идеологических обязательств.

Здесь опять разнообразие и верность поляризуются, они делают друг друга значимыми и сохраняют друг друга. Верность без чувства разнообразия может стать навязчивой идеей и скукой; разнообразие без чувства верности - пустым релятивизмом.

Итак, чувство идентичности становится более необходимым (и более проблематичным) всюду, где бы ни предусматривался широкий ряд возможных идентичностей. В предшествующей главе я показал, насколько сложен реальный предмет обсуждения, здесь мы добавляем и принимаем во внимание значение чувства тождества, единства личности, которое приемлемо и, если возможно, величественно так же, как необратимый исторический факт.