Егор откровенно расстроился. Он не совсем понимал, к чему было это «люблю», но к нему самому оно явно не относилось. И раз Тони отказывался идти с ним, Егор не мог заставить его. Тот, к слову, совершенно не выглядел сумасшедшим и, когда писал ответы, был абсолютно уверен в своей правоте, а значит, Егору не оставалось ничего другого, кроме как отступиться и не мешать Тони жить так, как тот хочет.

После этой необычной беседы его сильнейшая неприязнь к Максиму начала медленно угасать, открывая трезвому взору Егора новые, не замеченные ранее в пылу страсти и гнева факты. Конечно, Мальцев был той еще сволочью, но глядя на Тони, нельзя было сказать, что тот глубоко несчастен, находясь под навязчивой опекой этого хитрого дельца. Приглядевшись лучше, Егор отметил, что простой, на первый взгляд, махровый халат, надетый на Тони, на самом деле был очень дорогой фирменной вещью. На нем даже присутствовали украшенные вензелями инициалы А и S – скорей всего, имя и фамилия Антонио. Кто-то специально вышил их под заказ, причем не тяп-ляп, а очень искусно, используя для этого настоящую золотую нить. Егор и сам покупал подобную одежду, поэтому прекрасно видел, что вещи, которые носил Тони, совершенно не напоминали рабские обноски.

Да и комната была обставлена не так, как все прочие безликие апартаменты, которые предоставлялись клиентам Клуба для развлечений. Мебели было немного, но вся она была элегантной, выполненной из ценных пород дерева. Белье, застилающее кровать, было очень высокого качества. Кажется, у Максима в спальне белье и то было проще. И в целом комната смотрелась обжитой и очень уютной. Легко было догадаться, что к тому, кто живет в ней, относятся с особой любовью. Даже если эта комната была золотой клеткой для лучшей шлюхи Клуба, та совсем не выглядела в ней страдающей в неволе птицей. Тони жил в роскоши, недоступной простым смертным, и выглядел очень естественно на ее фоне. Так, будто с детства привык к такой обстановке и не придавал ей особого значения. Ему было комфортно в этой спальне, и тот, кто создал для него этот комфорт, определенно искренне любил Тони, потому что позаботился обо всех его нуждах.

Как только Егор, оглядевшись, перевел расстроенный взгляд на Тони, тот улыбнулся ему и очень ласково погладил по колену. Так, будто пытался успокоить его тревоги и волнение. И именно эта нежная ласка напомнила Егору, зачем он сюда пришел и за что заплатил ушлому Максиму такие огромные деньги. Конечно, ему было очень грустно оттого, что Тони отказался идти с ним, но Егор вспомнил ту страсть, с которой Мастер раньше отдавался ему, и решил плюнуть на свою досаду, переступить через нелепые, не к месту возникшие чувства, затолкав их подальше за спину рациональности, и в последний раз насладиться любовью, нет, виртуозной игрой красивого актера.

Должно быть, Тони почувствовал, что Егор разобрался в себе. Поколебавшись, он вернулся к их разжигающему страсть медленному раздеванию. Ненавязчиво потянул Егора на кровать, показывая, что хочет, чтобы тот лег посередине. Все это было знакомо, поэтому Егор бездумно сбросил туфли и улегся на ставшую ему родной подушку. Теперь он имел возможность увидеть то, что делает Мастер, поэтому, устроившись с удобством, стал с любопытством следить за каждым движением Тони.

Тот поднялся с кровати, развязал пояс и одним плавным движением сбросил халат на пол. Соскользнувшая ткань напоследок ревниво огладила его совершенное тело, и Мастер предстал перед Егором полностью обнаженным. Замер на несколько мгновений, разрешая ему насладиться своим видом, и Егор увлеченно рассматривал его, пользуясь этой нарочитой демонстрацией.

Попутно проклинал черную повязку, которая не давала ему разглядеть Тони раньше. Тот не был так же мускулист и статен, как бойцы, к которым привык Егор, но также не был тощ и немощен, как некоторые гламурные мальчики, побывавшие в свое время в его постели. Его грудь и плечи отличались определенной скульптурной рельефностью, а на животе намечались вполне отчетливые кубики пресса. Любого тайного или явного ценителя мужской красоты не могли не восхитить его узкие бедра и стройные гладкие ноги, как и небольшой член, который, как корона, увенчивал их, покоясь на ложе полной грушевидной мошонки.

Егор вспомнил, как брал в рот этот венец творения, и, не сдержавшись, предвкушающе облизнулся. Поднял взгляд и увидел, что Тони очень внимательно следит за его языком. Светлые глаза Мастера светились неприкрытой жаждой, а на губах его играла довольная, немного развязная улыбка. Покрасовавшись, Тони скользнул на кровать и сел, подобрав под себя ноги. Прислонился бедром к бедру Егора. Торопливо расстегнул его ремень и заблестел голодными глазами. Быстро, без особых сантиментов, стащил с Егора штаны, причем сразу вместе с бельем. Тот даже хмыкнул про себя, отметив такое рвение. Нетерпение Тони было знакомым. Все это уже больше походило на того требовательного Мастера, которого знал Егор, и его сомнения после таких энергичных действий были пусть и не до конца, но развеяны.

Разоблачив его, Тони коснулся ладонями груди Егора и стал медленно, ласково поглаживать. Разминал утомленные мышцы, щекотал шутливо соски и пупок, а Егор ловил глазами малейшее напряжение его мускулов, скользил взглядом по смуглой коже и часто поглядывал на лицо, стараясь навсегда запомнить его черты.

Ладонь Тони опустилась на член и начала ласкать его уверенными движениями. Егор снова нахмурился. Внимательно следил за этой умелой рукой и лихорадочно пытался понять, что смутило его в этот раз. И только когда Тони подключил к своей нежной игре вторую ладонь, он наконец-то понял, что было не так.

Руки… Егор не мог толком объяснить себе, в чем загвоздка, но они были другими. Чужими. Незнакомыми с его членом.

Стоило Егору подумать об этом всерьез, как одна из этих незнакомок коварно накрыла яички и стала перебирать их пальцами. Перекатывала в горсти, распространяя по телу знакомые приятные волны. Отвлекала Егора, втиралась в доверие этими обманными маневрами. Тот невольно прибалдел от такого массажа и малодушно решил, что все это - вся эта инаковость - ему только кажется. Ведь Станислав объяснял ему, что одно и то же действие воспринимается человеком по разному в зависимости от того, видит он это действие или только ощущает его. Теперь Егор видел то, что не мог видеть раньше. Отвлекался не нарочно на невероятно чарующий зрительный ряд. Терялся в нем, а для того, чтобы разгадать загадку и развеять последние сомнения, нужно было всего лишь, как раньше, на время ослепнуть и ощущать Мастера всем телом.