– Наверно, ее больше нет. – Алиса нахмурилась, потому что, кажется, я начал ее раздражать. – За этим ведь все сюда и приходят, м? У всех свои причины, все хотят уйти, и кому-то разрешают.

И Алиса отвернулась, притворившись, что слушает того парня с глазами старика, который все еще говорил свою исповедь, забираясь все глубже и глубже в себя. Мне хотелось спросить Алису еще о многом, но пришлось заткнуться. Я прислонился спиной к холодной стене, запрокинул голову назад и увидел большого розового слона. В пляске теней качавшегося фонаря он, казалось, ожил, словно в такт весело поднимал и опускал свой хобот, пока под его пристальным взглядом вскрывал свою душу очередной призрак. Розовый слон показался мне древним богом, воплощением Клуба Самоубийц, которому приносились жертвы. И я возненавидел его, эти его обманчивые розовые черты, внутри которых не было ничего, кроме серого грязного бетона, обведенного розовым мелком.

Вдруг фонарь погас, и слон исчез в темноте. Первая сказала: «Ты можешь уйти». Услышав это, парень с глазами старика зашуршал в темноте, захлюпал и затараторил: «Спасибо, спасибо, спасибо, я так счастлив, теперь я могу спокойно…» – Но ему не дали договорить. Фонарь перешел к другому призраку, зажегся свет, луч выхватил очередное измученное лицо, и слон затанцевал в тенях на стене свой безумный ритуальный танец. Я взглянул на того парня и – готов поклясться – он был действительно счастлив. От этого у меня по спине побежали мурашки.

А потом, когда фонарь зажегся и погас еще несколько раз, очередь дошла до Алисы. По ее лицу я понял, что в этот раз она не хотела молчать. Я чувствовал ее волнение, видел, как дрожат ее руки, когда она взяла фонарь и поставила себе на колени. «Не надо, – почему-то шепнул я, – ты не должна». Но Алиса сделала вид, что не слышит меня, она собиралась с мыслями несколько секунд, закрыла глаза и начала свою исповедь, которую я запомнил почти дословно.

6.

В детстве Алиса жила в собственном большом доме в одном из тех элитных коттеджных поселков с пафосным названием под Москвой. У ее родителей был гараж для семейного кроссовера, большой кирпичный забор и собака, а дважды в год, летом и зимой, они путешествовали по миру: горнолыжные курорты зимой, песчаные пляжи летом. Все было прекрасно, как в сошедшей с телеэкрана американской мечте. По словам Алисы, она была счастлива, пока они жили втроем. Но потом в их семье появилось оно, невинное, но безобразное чудовище, как выразилась Алиса, которое сломало всю ее жизнь.

Алисе было шесть, когда родители сообщили, что вскоре у нее появится младшая сестра. И сначала Алиса была искренне этому рада, с удовольствием помогала выбирать одежду и игрушки, которые поспешно начали закупаться в огромных количествах, доставала родителей расспросами и рисовала картинки. Такие детские наивные картинки, на них она стояла рядом со своей будущей сестрой под деревом у дома, они улыбались и держались за руки.

Первые несколько месяцев беременности пронеслись в подобной милой суете, а потом Алиса вдруг почувствовала, что в настроении ее семьи что-то резко изменилось: мать почти перестала улыбаться, ее глаза как будто потухли, а отец стал очень молчаливыми задумчивым. Вдруг начались ссоры за закрытыми дверьми, а прежде счастливые часы семейных ужинов стали тягучими и молчаливыми. Алиса настойчиво пыталась узнать, что случилось, но ей ничего не говорили: мать только качала головой, сдерживая слезы, а отец притворялся, что ничего не происходит. От этой недосказанности равновесие Алисиного мира, всегда казавшегося ей несокрушимым и вечным, вдруг стало хрупким и перетянутым, как струна, готовая в любой момент лопнуть. Внутри у Алисы поселилось чувство тревожного ожидания приближающейся трагедии. К концу срока ее мать и отец уже стали друг другу чужими, они больше не прикасались друг другу с любовью, но до сих пор притворялись, будто все хорошо, продолжали лживо улыбаться и разыгрывать спектакль перед Алисой. Она же больше им не верила, потому что, хоть и была еще ребенком, все же понимала, что по какой-то причине все кончено, и ничего уже не будет так, как прежде.

Был солнечный весенний день, когда родители вернулись из больницы с маленьким молчаливым комочком из пеленок и простыней. Его открыли на глазах у взволнованной Алисы, и она с ужасом спросила: «Что это?». «Это твоя маленькая сестренка, – ответили ее родители. – Она не такая, как ты, но вы обязательно подружитесь». Алиса еще раз посмотрела на ребенка, взглянула на большую голову и маленькие поросячьи глазки, в которых не было и проблеска жизни, взглянула на рассеченную, «заячью», верхнюю губу, взглянула на неподвижные толстые ручки и ножки. «Это из-за этого уродца мы больше никогда не будем счастливы?» – спросила Алиса. И была права, хотя за эту правду ее и заперли на неделю в комнате.

Спустя полгода родители развелись, но это не было для Алисы большим сюрпризом, ведь уже несколько месяцев они не жили вместе: отец приезжал только на выходные. Перед тем, как окончательно уйти, одним воскресным вечером он купил Алисе любимого мороженого и завел долгий кухонный разговор в духе «мы с мамой все равно тебя очень любим». Потом, когда Алиса кивнула, что все понимает, он вдруг крепко прижал ее к себе и сказал, что будет и дальше навещать ее каждую неделю, если она не будет против. Алиса не была против, она не злилась на отца, а винила во всем сестру, о болезнь которой, как она думала, и разбился брак ее родителей.

Все летело под откос, жизнь Алисы рассыпалась на глазах. Старый дом было решено продать, и вместе с матерью им втроем пришлось перебраться в новую квартиру. Отец помогал с переездом: все вместе они в последний раз сели в большую семейную машину и выехали из больших каменных ворот, чтобы навсегда покинуть родные места. Алиса призналась, что именно в тот момент, наблюдая сквозь стекло за удаляющейся черепичной крышей, она окончательно распрощалась с детством. Наверно, в тот же момент в ее душе поселилась та ненависть к сестре, которая с годами, словно опухоль, поражала Алису все больше и больше.