Шрифт:
«Родители?
– подумала я. – И как же мне им объяснить, почему их обычно примерная дочь ни с того ни с сего накинулась на старшеклассника?»
– А можно приедет мой дядя?
Безумная мысль казалась мне в тот момент более чем здравой.
– Да, побыстрее только. Сергей Владимирович, посторожите девушку в коридоре.
Учитель истории кивнул, и, не спуская руки с моего плеча, вывел меня из просторного и, пожалуй, даже слишком роскошного для директора кабинета.
В коридоре было пусто и темно ввиду закрытых классов, в которых чуть слышно велись уроки, и двух окон, расположенных в самых концах узкого помещения.
– Ну, давай, звони, - сказал светловолосый учитель и устало сел на маленький кожаный диван у стены.
Я достала из своей сумки телефон и, порывшись в контактах, нашла нужный. Оставалось молиться о том, чтобы этот наполненный хладнокровностью и сдержанностью человек ответил на звонок своей маленькой знакомой.
– Да? – низкий, чуть хрипловатый голос.
– Жак… - еле слышно, не зная с чего начать, произнесла я.
– ты не мог бы приехать за мной в школу?
– Софи? С тобой все нормально? – он слегка оживился, и я услышала странные шибуршания на той стороне.
– Да, просто… Тут кое-что случилось, и родителям нельзя об этом знать. Пожалуйста, если ты не занят…
– Хорошо, я скоро буду.
На телефоне послышались короткие гудки, и я, слегка опешив от столь быстрого согласия, убрала трубку обратно в карман своей сумки.
– Это ведь не твой дядя?
– спросил Сергей Владимирович из-за моей спины.
– Нет, - коротко ответила я и села рядом с ним.
– Не боишься, что директору нажалуюсь? – историк расслабленно снял с плеч светло-бежевый пиджак и откинул голову на спинку дивана.
– Нет, почему-то мне кажется, что вы на моей стороне.
– Да, этот Давид… Слышал часть вашего разговора. Сначала вмешиваться не хотел, но ты начала махать кулаками.
– Почему сразу не оттащили от него? – я перевела удивленный взгляд на учителя.
– Ну кто-то же должен был врезать ему.
– Сергей Владимирович едва заметно подмигнул мне и расцвел в доброй улыбке.
– Лина – хорошая девушка: умная, добрая и общительная.
– Да, она чудесная, - я опустила глаза, вспоминая выражение ее счастливого лица.
– Это ведь из-за него она сегодня не пришла?
Я смотрела на учителя и думала: «А хотела бы Лина, чтобы он знал?». Нет, я не собиралась рассказывать ему всю историю, не собиралась говорить о телефонном звонке и слезах среди ночи в неизвестном районе, и о том, что она теперь не ест и не говорит вовсе. Но думаю, она хотела бы, чтобы он знал самую малую часть всего этого. Она бы сказала, что это отличный шанс немного сблизиться с ним. Она бы сказала, что его ни в коем случае, не смотря ни на что, нельзя упускать.
– Да, из-за него.
– Вот как… - учитель кинул и отвел лицо в сторону от меня. Казалось, будто он смотрит в окно на другой стороне коридора.
– Я ей звонил вчера, хотел договориться о занятии, а она не подняла трубку. Не подняла трубку, не перезвонила, не прислала в ответ двадцать сообщений. Тогда я попробовал позвонить ей еще раз сегодня утром, но она снова не ответила. Так странно, когда такой светлый человек перестает отвечать на звонки. С такими, как она, привыкаешь к собственному бездействию. А ведь она столько всего сделала для меня.
– Сделала для вас? – тут же спросила я.
– Да, ты не знала? Она на протяжении нескольких недель приносила мне в школу всякие булочки, сделанные своими руками, часто оставалась после уроков, чтобы помочь с заполнением каких-то документов. Еще до каникул она пару раз задерживалась, чтобы вымыть дочиста доску и поставить все стулья на парты. Странно, конечно, она ведь прекрасно знала, что этим занимаются уборщицы, но все равно оставалась.
Я удивленно захлопала глазами. Как так получилось, что я, ее лучшая подруга, ни разу не слышала об этих жертвах. Мне стало обидно за Лину. Я ведь думала, что она отказалась от него, и не попытавшись даже. Думала, что она бросила дело, даже не попробовав. А оказалось, что это я, вероятно, никогда не смогу сделать так много для любимого человека, сколько в тайне ото всех делала она.
– Да, в этом была вся Лина.
– Признаться, сегодня утром, мне было уже плевать на наши занятия. Я звонил, чтобы узнать, хорошо ли все с ней. Как-то ужасно обидно, когда самое плохое происходит с самыми хорошими людьми, ты так не считаешь?
Он посмотрел на меня взглядом, полным сожаления и злобы. Я еще тогда удивилась, как человек тридцати лет может делать такое мальчишеское выражение лица. Он говорил о совсем юной девушке с тем чувством, с которым обычно говорят о важных, дорогих людях. Может, он и не любил Лину в обычном понимании этого слова, но он, будучи ее учителем, звонил этим утром, чтобы просто узнать, как у нее дела. Разве это не поступок, заслуживающий как минимум уважения?