Шрифт:
– Нет, пожалуйста, не говори, не надо… - молила я, прижимаясь к его груди, пока руки сжимались в кулаки от досады и горечи.
– Не хочу слушать, передумай. Я прошу тебя, не говори…
– Софи, милая… - он положил руку на мой затылок и медленно провел ей по всей длине волос.
«Милая?
– подумала я. – Хах, значит, он все решил». Вот так мое тело покинула последняя надежда, руки обмякли, в груди перестало ныть, на глазах высохли слезы. Я просто замерла, словно кукла, осталась лежать на его груди и слушать, будто все сказанное далее не имеет ко мне никакого отношения.
– Я должен вернуться во Францию, Софи.
Вот так и появляются эти слова. Без объяснений, без предупреждений, без компромиссов рождается настоящий конец.
========== Глава 38 “Он уехал, я осталась” ==========
Любовь всегда терпелива и добра. Она никогда не ревнует. Любовь не бывает хвастливой и тщеславной, грубой и эгоистичной, она не обижается и не обижает.
“Спеши любить”
Прощание, оно не похоже на то, что, вероятно, вы представляете у себя там в голове. Мы не были героями слащавого любовного романа. Я не бросалась на его шею со слезами на глазах, не целовала его щеки до потери пульса, не засыпала с ним в последнюю ночь. Мне даже не довелось смотреть в небо, чтобы отыскать там его летящий самолет. В нашем случае все выглядело намного комичнее.
В семь часов утра я сидела на его огромном коричневом чемодане в школьной клетчатой юбке. Мои глаза наблюдали за тем, как он суетливо ходит из кабинета в свою спальню и обратно, таская в руках самую разную аппаратуру или книги. Да, в нашем случае все действительно выглядело как театральная постановка. Леденец во рту, громкий топот шагов по квартире и солнце, лениво ползущее с утра на небо.
– Сколько времени? – спросил он, выглядывая из своей маленькой фотостудии.
– Ммм… - я достала вишневый леденец изо рта и посмотрела на наручные часы.
– семь пятнадцать.
– Putain de bordel de merde! – громко выразился Жак.
– Я не знаю, что ты сказал, но могу с точностью до девяноста процентов утверждать, что это было ругательством, - равнодушно протянула я, всматриваясь в вид за окном в прихожей.
– Я опаздываю, самолет в десять.
Жак вышел из своего кабинета, груженный еще одной кожаной сумкой через плечо. Он был уже в пальто, а на ногах виднелись новенькие коричневые туфли. Я так часто видела его, что и забыла, насколько он старше меня. В любой момент он мог взять и сорваться из этой страны. Он мог сам купить билет и улететь. А я могла только сидеть на его сумках и оттягивать момент прощания.
– Ладно, пора ехать, - тихо сказал он.
– Да… - я кивнула в знак понимания.
– Софи, чемоданы? – по лицу Жака скользнула знакомая мне улыбка, и его брови снисходительно приподнялись над глазами.
– А что с ними?
– Софи, я должен ехать.
– Ну и езжай, тебя никто не держит, а вот чемоданы я, пожалуй, оставлю себе, - легко сказала я, всматриваясь маленькую индийскую фигурку на угловом шкафчике.
– Софи…
Мне пришлось встать с его сумок. Теперь наши лица были чуть ближе друг к другу, несмотря даже на большую разницу в росте.
Я старалась не смотреть ему в глаза. За его спиной, за большим окном начинался новый день, вставало солнце. Не было никакого смысла смотреть именно на него. Однако, перед лицом все равно был воротник его пальто, пуговицы рубашки, сгиб его локтей, его шея и волосы, которых я касалась так часто. Хотя, мне все равно. Ведь за окном такой вид…
– Я вернусь, - в который раз повторил он, касаясь пальцами моего плеча.
– Вот как? – равнодушно переспросила я.
– Пообещай мне, что не будешь плакать, хорошо?
– С чего бы?
– С того, что я хочу быть уверенным в этом.
– Ясно… А ты тогда пообещай, что вернешься, - упрямо сказала я.
– Разве я не говорил этого много раз?
– Я хочу, чтобы ты именно пообещал.
Он на секунду замер передо мной, а после тяжело вздохнул и тихо сказал: «обещаю».
– Хорошо, я тоже, - я еще раз кивнула головой, на слово веря человеку перед собой.
– Спасибо… Проводишь меня до машины, принцесса?
Мы вышли из квартиры, оставляя позади комнаты, в которых, пусть очень недолго, но все же, были счастливы. В каждой из них я видела его, в этом темном кафельном полу, в этой стопке дисков, в этих старых форворовых кружках. Каждая мелочь была им. Нет, не так. Каждая мелочь была нами. И прощаться с этими мелочами было все равно что прощаться с ним и со мной вместе взятыми.
Я остановилась перед его машиной и смиренно ждала, пока Жак погрузит все тяжелые сумки в багажник. На улице было холодно, и я с дрожащими зубами тоскливо перетаптывалась с одной ноги на другую.
– Вот и все, - сказал он, хлопнув дверцей багажника.
– Да…
– Знаешь, у меня кое-что есть для тебя, - Жак достал небольшой конверт с переднего сиденья своей машины и протянул его мне.
– Когда тебе станет очень одиноко или ты заскучаешь по мне, обязательно открой его, хорошо?