— Озеро олицетворяет материю, — Яна попыталась объяснить смысл, который я вложил в работу.

— Именно материя, в которую облечена твоя душа, позволяет тебе ощутить полноту чувств, — возразила Надежда на доводы Яны. — Небо, вобравшее в себя влагу, отдает ее не только той заводи, из которой ее черпает. Сотни малых и больших озер, а также моря и реки насыщаются нектаром многоцветия и затем возвращают его.

— Образуя цикличность безграничного движения, — добавил я и только сейчас заметил, что все посетители салона внимательно слушают нас и разглядывают «Зеркало мира».

Еще много раз после той выставки, мы с Яной обменивались суждениями, открывая новый взгляд, глядя в зеркало новых лужиц. Мне казалось, она, словно искра, светом своих слов освещала тьму за пределами мира, который виделся мне.

Время шло своим чередом. На смену зиме пришла весна, Всеми своими красками волнуя больное воображение. За моим окном солнце нежно благословляло зелень, в гуще которой не умолкали щебечущие птицы. Любовь своей беспричинной милостью вытеснила все противоречия из моей души. Противоречия, которые стучат в наши двери, и чем дольше мы не обращаем внимания на этот стук, тем дольше остаемся в счастливом неведении.

Я

Танго

Я сравниваю свою жизнь с падением пожелтевшего листа, кружащего по желтому покрывалу в это удивительное время творческого вдохновения. В отличии от обычного листопада, мой затянулся до самой весны. Это казалось немыслимым. Маленький, хрупкий мирок, созданный мной, поглотил меня полностью. На первый взгляд безобидный, он внезапно раскрыл пасть хищника и набросился на меня, равнодушно прислушиваясь к стону моей души, отражая ее стенания на полотне моей жизни.

Наслаждаясь музыкой своего сумасшествия, я шел по шумной улице. Мимо с рыком проносились авто. Вокруг меня мелькали только безликие маски. Чьи-то глаза кололи в спину, в лицо. Легкий весенний ветерок, освежал меня своей прохладой. Весна заявила о себе, унося мое воображение в мир новых иллюзий.

В старом парке, где мы с Яной в последнее время встречались все чаще, лаская друг друга в лучах весеннего солнца, я присел на лавочку чтобы перевести дух и прийти в себя после шутки. которую со мной сыграл ветерок.

Шагах в пяти от меня резвились дети. У старшего из них в руках были спички. Он держал их так, что его сверстники, стоявшие вокруг, могли видеть уголки коробка, дразнящего глаза одержимых. Кто-то из детей предложил собрать валяющуюся по краям дороги бумагу. Огонь, вспыхнувший из-за детского любопытства, тут же погасил проходивший мимо пожилой мужчина. Испуганные дети разбежались в разные стороны. Пугало некоторое время не двигалось с места ,но затем удалилось, ворча себе под нос.

— Какие хулиганистые дети!.. Вот в наше время…

Дотлевавшая бумага казалась живой: она принимала всевозможные формы, рассыпалась и вновь взлетала, подхваченная ветром, а затем принималась кружиться в танце. Можно было вообразить пару, танцующую танго под чеканный ритм, задаваемый ветром и тлеющим кусочком бумаги.

Погасла последняя звезда. Я утонул в волшебном ритме танца, погрузившего меня днем в ночное мерцание звезд, а ветер тем временем развеял кусочки бумаги в разные стороны. Но это было не все. Неожиданно тот же ветерок подхватил ее, закружил вихрем и опустил у лап вороны. Птица испуганно подпрыгнула. Не понимая, что произошло, она вертела головой и разглядывала тлевшую бумагу. Ветерок играл пеплом вокруг птицы. Ворона пыталась клювом поймать осколки ночного неба.

Говинда

Начало пути

Шейх Хасан

У подножия отрогов хребта Антиливан, в долине реки Барада, уединившись от суеты Дамаска, являвшегося центром караванной торговли в период господства мамлюков, жила семья почтенного Аль Адиля. Члены уважаемого семейства представляли нечто подобное третьему сословию братства ессеев. Собирая по крупицам эзотерические знания, Аль Адиль с милосердием и любовью служил людям во благо. В зрелом возрасте почтенный стал задумываться о передаче знаний наследнику. Когда Аль Адилю исполнилось пятьдесят лет, у него родился сын. Рождение ребенка было знаковым событием для лекаря. Всю свою любовь он вложил в заботу о воспитании сына, которого назвал в честь своего благородного отца Хасаном.

Хасан рос окруженный любовью своей семьи. Избалованный повышенным вниманием к своей красоте, сын Аль Адиля не утратил стремления к высшим истинам. Ему с легкостью давались те знания, которые его отец обретал годами. Когда Хасан достиг совершеннолетия, Аль Адиль заметил, что интерес его сына к мирской жизни заметно вырос. Молодого Хасана с радостью встречали во всех домах Дамаска. Женщины украдкой любовались им. Однажды Хасан изъявил желание взять в жены дочь знатного купца. Аль Адиль расстроился, но возражать не стал. Через год после женитьбы у Хасана родился сын, которого он назвал в честь сподвижника пророка Умаром. Аль Адиль переживал из-за того, что дело всей его жизни, вместе с семейными традициями может оборваться с его смертью, и забрал внука к себе. Воспитав его и открыв мальчику истинный смысл священных писаний, он возвысил его знания, сделал их чем-то большим, чем почитание мертвых букв. Умирая, Али Адиль передал Умару все свои рукописи. Умар дорожил ими и умело пользовался рукописями во благо человечества. Особое место в его жизни занимал библейский Иоанн Креститель, когда-то изгнанный в пустыню суровым благочестием и затем посвятивший себя жизни, исполненной аскетизма и лишений.