Я просто рад, что мне не придётся врать и говорить, что я вынужден навестить свою больную раком бабушку или что-то в этом роде. Такая ложь опасна, потому что в ту минуту, когда ты говоришь, что бабушка больна, звонит телефон, и мама оповещает тебя о действительно плохой новости: поджелудочной железе бабушки, и даже если ты будешь знать, что маленькая белая ложь не вызывает рак, ты всё равно будешь чувствовать себя виноватым всю оставшуюся жизнь.

Маура расспрашивает меня о поездке с мамой в Чикаго, поэтому я скажу, будто эта поездка необходима, у Мауры полноценная семья, а у меня только мама, поэтому мой голос завоевал симпатию, и она поверит. Я думаю об Айзеке так много, что боюсь, что ляпну про него что-нибудь, но, к счастью, интерес Мауры держит меня настороже.

Когда пришло её время переходить дорогу, также и мне, она делает ещё один удар, чтобы выяснить правду.

Маура: может, ты хочешь рассказать мне ещё что-нибудь?

Я: ох, да. я хочу сказать, что у меня есть третий кормящий сосок и мои ягодицы угрожают профсоюзу. Как ты думаешь, как мне с этим справиться?

Маура: я чувствую, ты мне что-то недоговариваешь.

Есть один пунктик насчёт Мауры: разговор всегда о ней. Всегда. Обычно я не возражаю против этого, потому что, если всё про неё, то ничего про меня. Но иногда она как центр внимания тянет меня в это, и вот то, что я ненавижу.

Есть одна хрень, почему я терплю её. Я могу прочитать всё на её лице, а это очень ценно в друге.

Я: я расскажу тебе, когда у меня будет, что рассказать тебе, окей? А сейчас иди домой и практикуй свои знания математики. Вот тебе флеш-карты.

Я копаюсь в портфеле и достаю эти карточки, которые заранее приготовил, так как я знал, что она согласится. В общем-то, это не карточки, и это не должно выглядеть так, будто я всегда ношу собой коллекцию научных карточек для чрезвычайных ситуаций. Я сделал штрих-пунктирные линии на бумаге, чтобы она знала, где резать.

Каждая карточка имеет своё собственное уравнение.

2 + 2 = 4

50 х 40 = 2000

834620 х 375002 = кого действительно это ебёт?

х + у = z

петух + киска = счастливая петухо-кисковая пара

красный + синий = фиолетовый

я — математика = я + благодарность тебе

Маура смотрит на них в течение нескольких секунд, затем складывает бумажку по штрих-пунктирным линиям, делает квадраты, и теперь это похоже на карточки. Она не улыбается или что-нибудь ещё, но в какой-то момент она выглядела ошеломлённой.

Я: не позволяй Дереку и Саймону быть слишком резвыми. Всегда носи с собой средства зашиты.

Маура: я думаю, я буду в состоянии сохранить свою девственность на олимпиаде по математике.

Я: ты так говоришь сейчас, но через 9 месяцев посмотрим. Если будет девочка, то назови её logorrhea. А если будет мальчик...

Мне пришло на ум, что по закономерностям жизни, Маура получит какого-то горячего ненавистника математики, который положит свой плюс в её минус, пока я буду тусоваться с Айзеком и вернусь домой за удовлетворением от моей собственной руки.

Я решил не говорить ей этого: зачем расстраивать нас обоих? Маура машет мне.

Пока она не ушла, она смотрит на меня, будто ей есть что сказать, но она передумала. Еще одна причина быть благодарным.

Я благодарю её снова. И снова. И снова.

Когда со всем этим покончено, я отправляюсь домой и переписываюсь с Айзеком, когда он возвращается домой со школы – сегодня он не на работе. Мы повторяем наш план около двух тысяч раз. Он говорит, что его друг посоветовал нам встретиться в месте под названием «Френчи», и так как я не знаю Чикаго, не считая мест, куда мы ездили с классом, я говорю ему, что это здорово, и распечатываю карту, которую он мне прислал.

Пока мы общаемся, я захожу на Фейсбук и в миллионный раз смотрю его профиль. Он не обновляет его так часто, но это является хорошим напоминанием его реальности. Я имею в виду, мы обменивались фотографиями и разговаривали достаточно, чтобы я убедился, что он реален. Ему не 46 лет, и он уже не готовил хорошее местечко на заднем сиденье его безномерного фургона для меня. Я не так глуп. Мы встречаемся в людном месте, и у меня есть телефон. Даже если у Айзека будет нервный срыв, я буду готов к этому.

До того, как я иду спать, я пересматриваю все его фото, как будто я их не запомнил до этого времени. Я уверен, что узнаю его. И я уверен, что это будет один из лучших моментов в моей жизни.

Пятница после школы оказывается жестокой. Я хочу совершить убийство тысячей разных способов, и мой шкаф – жертва. У меня нет не одной идеи, что мне надеть, и я не тот тип парней, которые постоянно об этом переживают, и поэтому я даже не могу понять, что мне делать. Каждая чертова вещь, которая у меня есть, показала все свои недостатки именно сейчас. Я надеваю футболку, в которой, как мне всегда казалось, я хорошо выгляжу, и которая делает вид, будто у меня есть какие-то мышцы на груди. Но потом я понимаю, что она настолько мала, что если я хоть на сантиметр подниму руки, мои волосы на животе откроются на всеобщее обозрение. Потом я примеряю чёрную футболку, и это выглядит, будто я чересчур стараюсь, а потом белую, которая выглядит неплохо, пока я не нахожу пятно снизу, и я надеюсь что это апельсиновый сок, но скорее всего это случилось оттого, что я засовывал до того, как стряхнул. Футболки с группами слишком очевидны: если я надену футболку с его любимой группой, покажется, будто я подлизываюсь, а если с той, которая ему может не понравится, он подумает, что у меня ужасный вкус. Моя серая толстовка слишком отвратительна, а эта голубая футболка практически одного цвета с джинсами, а выглядеть полностью голубым - это то, что только монстр-печенька может себе позволить. Впервые в жизни я понимаю, почему вешалки названы вешалками, ведь уже после пятнадцати минут примерки вещей и отбрасывания их в сторону все, что я хочу сделать, - это повесить одну на верхнюю часть своего шкафа, засунуть голову в петлю и дать моему телу упасть. Придет моя мама и подумает, что это было аутоэротическое удушье, где я даже не успел достать свой член, а я не буду достаточно живым, чтобы сказать ей, что аутоэротическое удушье - это одна из глупейших вещей во всей вселенной, как раз рядом с геями республиканцами. Но, да, я буду мертв. И это будет как серия CSI: FU, где придут следователи, и в течение 43 минут плюс реклама проведут полную чистку моей жизни, и в конце они позовут маму в отделение и скажут правду. Коп: мадам, ваш сын не был убит. Он просто готовился к первому свиданию. Я почти улыбаюсь, представив всю эту сцену, но потом вспоминаю, что стою без рубашки посреди комнаты, а мне еще нужно успеть на поезд. Наконец я выбираю футболку с рисунком робота из клейкой ленты или чего-то вроде этого со словом Роботбой мелкими буквами внизу. Я не знаю, почему она мне нравится, но так и есть. И я не знаю, почем я думаю, что Айзеку понравится, но я в этом уверен.