Фонари попадались все реже. Обступившая меня темнота казалась спасением. Я прижала ладони к горевшим щекам, ощущая под пальцами влагу. Слезы смешивались с дождем, оставляя на губах солоноватый привкус. Безмолвное свидетельство моей боли. Я огляделась. Справа тянулся ряд лавочек, большинство из которых были едва различимы в темноте. Слева плескалась вода. Каменный парапет уступил место железному ограждению почти в человеческий рост, за которым раскинулась небольшая полоска песчаного берега. Пройдя несколько шагов, я остановилась, прислушиваясь к звучавшей вдалеке музыке. Нежная мелодия едва достигала слуха, но влекла подобно пению сирен. Она рождала смутные воспоминания, заставляя сердце биться чаще. Помедлив с минуту, я пошла вперед. Не задумываясь, куда приведет меня дорога.

Кафе «Виолетт» находилось в самом конце набережной. Небольшое кирпичное здание по форме напоминало подкову. Ко входу вела полукруглая лестница с коваными перилами. Большие окна были занавешены темными шторами с золотистым тиснением. Вдоль боковой стены - крытый деревянный настил, призванный служить летним вариантом кафе. Именно оттуда доносилась музыка, которая привлекла меня. Нежные переливы гитары сменились тревожной мелодией, заставившей сердце сжаться. Я узнала это место. И стремительно отступила назад. Лешка в шутку называл это кафе прибежищем романтиков. Да, по сути, оно им и было. Уютный зал, рассчитанный на десять-двенадцать столиков, выдержанный в пастельных тонах. Стилизованные под старину светильники и неизменный рояль на сцене, укрытой в глубине зала. Лешка часто ворчал, что интерьер ни к черту, но готовили в «Виолетт», по его словам, отменно. И именно поэтому мы нередко ужинали здесь. А иногда и обедали, если выдавалось время.

– Женя? – голос звучал удивленно.

Я обернулась и едва ли не нос к носу столкнулась с Пашкой. Он держал в руке открытую бутылку шампанского и улыбался. Кожаная куртка была расстегнута наполовину. На шее болтался нелепо повязанный шарф.

– Какими судьбами? Без Лешки?

Он огляделся по сторонам, словно выискивая в темноте Алексея.

– Гуляла и… собственно мне пора.

Я развернулась, чтобы уйти, но Пашка цепко ухватил меня за руку и притянул к себе. Легкий запах алкоголя смешивался с терпким ароматом одеколона, которым он всегда пользовался.

– Может, составишь компанию? – он поднял бутылку шампанского. – Пить в одиночестве, знаешь ли…

– Не сегодня, - я попыталась выдернуть руку, но безуспешно.

– Ну, Жень, почему ты всегда такая строгая… Прям как…, - он выдержал паузу, - твой ненаглядный Леша.

Пашка ухмыльнулся. А притихшая ненадолго боль снова дала о себе знать.

– Он не мой…

– Ну, надо же! Это надо отметить!

Павел потянул меня за собой.

– Женька, да не упирайся ты. Я ведь всего лишь по дружбе хочу с тобой…, - он запнулся на первой же ступеньке, но руку мою не выпустил.

– Пусти, Паш…

– Дура ты! – выругался он. – Нужна ты своему драгоценному мужу, как…, - он обдумывал сравнение, продолжая тащить меня по лестнице. Остановился у входа и, развернувшись ко мне, продолжил, - собаке пятая нога.

Я дернулась, как от удара.

– А тебе?

– А мне, - он открыл дверь, - очень…

На негнущихся ногах я прошла за ним в кафе. Меня раздирали противоречивые желания. Послать к чертовой матери Пашку и… одновременно с этим я хотела остаться. Смутное предчувствие теснилось в груди. Словно сегодня что-то должно разрешиться. Стать на свои места. Словно до этого все было неправильно, а сейчас пазл должен сложиться верно. Осталось лишь подождать.

Я тряхнула головой. Бред. Я схожу с ума. Но что-то не давало мне оттолкнуть Пашку, который вел меня к одному из столиков. Он отодвинул стул и махнул на стоявшую рядом вешалку.

– Раздевайся…

Прозвучало двусмысленно. Но я словно завороженная стала расстегивать пуговицы. Пашка поставил шампанское на столик, забрал пальто и повесил его на крючок.