– Где вы учились, мисс Рубинштейн? – спросил, наконец, Александр, отрываясь от пьесы и возвращаясь к её автору.
– Для человека, впервые связавшегося с миром театра, у вас хороший уровень. Здесь наверняка должно быть что-то литературное и основательное.

Эрика скромно улыбнулась.

– Спасибо. Если считать журналистику в Нью-Йоркском университете основательной – то да, у моего увлечения неплохой фундамент.

– Просто увлечения? – режиссёр лукаво сощурился. Пришлось отметить, что нет, всё не просто, но загадывать рано.

– Мистер Гаррет, я пока даже не начинающий драматург, и потом, не все продолжающие занимаются исключительно творчеством, правда? Возможно, в будущем, если повезёт, я напишу новую пьесу или историю о театре и работающих в нём людях – мне бы очень хотелось… Но сейчас не угадаешь.

– Терпение, мы ещё не обсуждали сумму роялти. А кстати, чем вы занимаетесь в обычной жизни, имея такие увлечения с таким «фундаментом»?

– Работаю в журнале – представляю раздел, посвящённый кулинарии.

– Что? – брови Александра, исполнив сложный этюд, взметнулись вверх.
– Кулинария? Вы серьёзно?

Похоже, такого он никак не ожидал. Эрика на мгновение растерялась.

– А разве вам это кажется несерьёзным?

– Скорее несоответствующим остальному, - режиссёр сделал произвольный жест в воздухе, словно очерчивая невидимый силуэт, - вы – такая, какой предстали и представились, и вдруг какие-то салатики с травками…

Мисс Рубинштейн вспыхнула, ревностно оберегая мир гастрономических таинств и не терпя любого к нему неуважения. Затем, однако, решила, что лучшее оружие – это аргументы.

– Мистер Гаррет, - начала она, с деланным равнодушием, - в наш век не часто выпадает возможность заниматься одновременно прибыльным и любимым делом. Думаю, не ошибусь, если скажу, что салатики с травками для меня – как театр для вас. Оно, кстати, сложнее и включает не только салатики…

– Но что тут может быть интересного? – изумился мужчина, едва не смахнув со стола пару страниц.
– Каждая женщина каждый день подходит к плите, а вы об этом пишете?

В его голосе послышалось сочувствие – то ли провокационное, то ли и вправду искреннее. Эрика поняла, что позиции и взгляды нужно отстаивать – взяв одну из надломленных печенек, девушка продемонстрировала тесто.

– Видите подгоревшую сторону? На ней заметнее всего. Печенье можно было бы спасти в процессе создания: горелый слой аккуратно удаляется, если, конечно, сделать всё правильно.

– Мисс Рубинштейн…

– Нет-нет, мне хочется вас убедить. Пожалуйста. Чувствуете запах с кухни? Это уже подгорает мясо. На порчу хорошего куска мяса талант нужен не меньший, чем на нормальную жарку. А ведь речь идёт об элементарных вещах и продуктах – при небольшом усилии, можно приготовить нечто исключительное. Например, пудинг. Или запеканку. Вы представляете, сколько рецептов запеканок существует? Больше, чем тёзок на Фейсбуке!

– Мисс Рубинштейн…

– Слышали о фаршированных цыплятах? В птичку, конечно, влезает всякая начинка, но не всякой стоит её начинять. А о знаменитом белом супе а-ля Джейн Остин[45]? Как долго он настаивается? Сколько миндаля должно в нём плавать? Миндаль, как для ореха, благороден и изысканен на вкус. Досадно, что за него порой выдают любой мало-мальски подходящий арахис.

– Действительно грустно, - протянул Александр, на которого обрушились диковинные сведения, - и вы хотите сказать, что освещаете всё это в работе?

– Небольшую часть, согласуемую с редакцией, - с улыбкой пояснила Эрика, - в зависимости от времени года, праздников, просьб читателей или желаемой тематики. Но всё это я знаю и умею готовить.

Тут, наконец, менее чувствительный к запахам режиссёр тоже уловил признаки бедствия на кухне. Чья-то свинина молила о пощаде.

– Почему же драматургия? – задумчиво спросил Александр.
– Простите, если задел своим невежеством, но я действительно не понимаю таких крайностей.