академическое философствование), В. Розанов, А. Волынский (при жизни

Соловьева полемизировавшие с ним, но в последующей деятельности

обнаруживающие определенное сходство своих идей с соловьевскими по

разным линиям), С. Булгаков и Н. Бердяев (начинавшие свой путь в совсем

иных традициях общественной мысли, но пришедшие к явному соловьевству),

наконец, представители «нового искусства», символизма и декадентства —

Д. Мережковский, Вяч. Иванов, Андрей Белый (наиболее близкие к

соловьевству, хотя подчас и отрицавшие этот факт) и т. д. Затем, совершенно

несомненно проникновение в начале нового века соловьевских идей в смежные

области гуманитарной деятельности — в публицистику, историю общественной

мысли, искусствознание. Такой относительно широкий резонанс идей

Соловьева может быть объяснен тем, что Соловьев с самого начала своей

деятельности обрушивается на «отвлеченные начала», на губительную

раздробленность, отдаленность от жизни старых научно-познавательных и

общественных традиций, проповедует «… великий синтез, к которому идет

человечество, — осуществление положительного всеединства в жизни, знании

и творчестве…»18. Такие призывы к «слиянию всего» в некоем новом

«синтетическом» мировоззрении представляются возможным выходом из

тупика, в котором оказывается к началу века буржуазная философская мысль,

неспособная теоретически овладеть целым циклом вновь обнаружившихся

общественно-исторических противоречий19.

Вл. Соловьев нисколько не скрывает, что то «положительное всеединство»,

или «великий синтез», или «цельное знание», которое он противопоставляет

«отвлеченным началам» старого буржуазного мировоззрения (воплощенным,

например, в классическом немецком идеализме), является «идеальным

совершенством» теоретически «подновленной» христианской религии. В

достаточно откровенной форме Соловьев пытается построить новую

теологическую систему, вступая подчас в более или менее явные коллизии с

официозной церковностью. С другой стороны, постоянно полемизируя с

«отвлеченными началами», классического буржуазного идеализма (большим

знатоком которого он является), он нимало не скрывает и того факта, что свою

теологическую постройку он возводит, во многом используя отдельные стороны

старых идеалистических учений (в особенности Шеллинга и Гегеля). В этом

смысле он отличается от аналогичных ему во многом явлений западной

философии: Шопенгауэр и его ученик Ницше, с одной стороны,

«христианский» философ Кьеркегор (особенно близкий к Соловьеву), с другой

стороны, подвергают классический идеализм критике за отдаленность от

жизни, от современной науки, от норм повседневного человеческого

поведения и т. д., — однако свои связи с критикуемыми учениями они

вуалируют. Соловьев этих связей не прячет. Напротив, он прямо претендует на

то, что в его философии соединяются, «синтезируются» «идеализм и

позитивизм», Кант и Спенсер, Гегель и Чернышевский и т. д. Соловьев хочет

18 Соловьев Вл. С. Критика отвлеченных начал. М., 1880, с. VII.

19 Сопоставление символизма и, в особом смысле, также Блока с

Соловьевым в плане проблемы «синтеза», или «целостного мировоззрения» и

«цельной личности», в известной мне блоковедческой литературе было

произведено впервые в моей работе 1940 г. Часть этой работы, зачитанная как

доклад на блоковской комиссии ИРЛИ (Пушкинский Дом), под названием «Блок

и Соловьев», в виде отдельной статьи дважды включалась в блоковский том

«Литературного наследства» (1941 и 1946 гг.). Издание осуществлено не было.

Некоторые основные положения этого сопоставления в сжатом виде изложены в

цикле статей «Театр Блока» в моей книге «Герой и время» (Л., 1961. См. с. 395 –

407, 430 – 431, 435, 470 – 474, 476 – 477, 479 – 480, 484 – 485, 490, 523 – 525,

528 – 530, 564, 569 – 570, 577 – 578) Само собой разумеется, речь идет о

проблеме, концепции, но не о литературном материале — материал содержится