Шрифт:
«Незнакомки» в зале Тенишевского училища в 1914 г. и объясняя неудачу в
воплощении заглавной роли отсутствием достаточно сильной актрисы, пишет в
своих «Воспоминаниях об Александре Блоке»: «Мейерхольд, очевидно,
В этом общем контексте становится понятным появление второй
«Незнакомки», варианта, с 10-х годов сопровождающего основное
стихотворение («Там дамы щеголяют модами…», дата окончания 28 апреля
1911 г.). В нем явно подводятся художественные итоги темы, дорабатываются,
доделываются те аспекты лирического образа-характера, которые расширяют
его, раскрывают его прежде невыясненные стороны — те стороны, которые
укладываются в границы темы, не ломая ее. Это явно стало возможным только
тогда, когда тема стабилизировалась, отошла в прошлое, установилась, как
нечто уже пройденное, в общей перспективе творчества. «Кометная» тема, тема
стихии, в общем, не укладывается в границы образа и темы Незнакомки; это
противоречие блоковской эволюции на том этапе, когда возник образ, осталось
нерешенным. Поэтому, естественно, Блок не ломает темы неорганичными для
нее элементами: «кометности» нет и во второй «Незнакомке». В той же дачно-
болотной атмосфере, в том же окружении сюжета, что и в первой «Незнакомке»,
выделен образ алой «недостижимой зари», с которой ассоциируется
Незнакомка. «Природное» в таком виде вовсе не обязательно понимать как
разгул стихий, хаос, комету. Все внимание сосредоточено на реальной,
фактической теме — на противоречиях души современного человека, на
противоречиях любви. Принципиально ново то, что социальные противоречия
современности проникают в образ-характер Незнакомки: вместо видения-
мороки первого варианта, здесь сама Незнакомка отмечена выявленной
внутренней двойственностью; социальное проникло и в ее душу:
Там, где скучаю так мучительно,
Ко мне приходит иногда
Она — бесстыдно упоительна
И унизительно горда.
Все высокие аспекты образа сохраняются, но драма отношений «ее» и «его» не
просто в том, что «она» — видение, унижаемое и оскорбляемое в современном
мире, но и в том, что «она» участвует в «его» боли, унижении,
противоречивости, неся в себе не только «зарю», но и иные начала, изнутри
проникшие в ее душу. Герой «оглушен и взволнован» «вином, зарею и
тобой», — это возможно потому, что «она» не только заря или видение на
рассчитывал, что общий план постановки спасет “Незнакомку”. Его увлекло все
в целом, и он допустил эту ошибку» (Ученые записки Тартуского гос.
университета. Труды по русской и славянской филологии, IV, 1961, с. 361)
Трудности воплощения роли очевидным образом скрыты не только в слабости
актрис, ее игравших, но и в пьесе. С другой стороны, необходимо добавить, что
образ-характер Незнакомки в целом (и в первую очередь как лирическая тема)
несомненно играл большую роль в последующем творчестве
В. Э. Мейерхольда — его черты блистательно прорывались именно благодаря
«общему плану постановки» и в игре актрис скромных масштабов дарования,
скажем, в Софье из спектакля «Горе уму». Дело тут, очевидно, в последующей
эволюции образа и у Блока, и у Мейерхольда.
болоте, но и сама причастна унижающим силам:
Вздыхая древними поверьями,
Шелками черными шумна,
Под шлемом с траурными перьями
И ты вином оглушена?
Поэтому и общий драматизм темы из плоскости противоречий «его» сознания
(социально мотивированных и там, в первой «Незнакомке») переводится в
более общие социальные планы: что же происходит с любовью, и шире — с
человеческой душой вообще в современном мире? Как же тут вообще быть — и
с любовью, и с душой, раз мир в целом таков? Противоречивость открыто стала
всеобщей, всеохватывающей:
Средь этой пошлости таинственной,
Скажи, что делать мне с тобой —
Недостижимой и единственной,
Как вечер дымно-голубой?
Таким образом, в книге проявляется целый комплекс как будто бы только
художественных противоречий: противоречие между социальностью и
«стихийностью», между лиризмом и иронией, между конкретностью