– Немецкий лейтенант посчитал эту "забывчивость" кокетством... А если бы заподозрил, то провал был бы обеспечен.
– Островерхов сурово посмотрел на Майю и Нилу и, немного помедлив, продолжал: - Но данные, безусловно, ценные. В районе Крымской немцы строят оборонительные рубежи под кодовым названием "Голубая линия". Сооружают доты, дзоты, минируют подступы. Значит, намечается отход немцев из-под Краснодара. Эти сведения мы передадим партизанам. Разведчиц можно бы представить к награде... Но ввиду явного безрассудства в поступках я вынужден прибегнуть к наказанию. На неделю вы отстраняетесь от работы и находитесь под домашним арестом.

– Но ведь немец все равно приедет!
– возразила Майя.

– Это его дело. А ваше дело - никуда из дома не выходить. Болеть. А теперь идите.

Нила чуть слышно проговорила:

– До свидания, Степан Григорьевич.

После ухода девушек Островерхов еще долго не мог успокоиться. Он нервно ходил по комнате, то и дело потирая виски.

Андрей Логвинов не выдержал:

– Ну, чего ходишь? Чего? Разведали девчата здорово. Тут ты ничего не скажешь. А что промашек наделали - так что ж ты хочешь: молодежь.

– Да нельзя нам промашек делать, Андрей. Нельзя. Понимаешь? Людей много за нами стоит. По правде говоря, расцеловал бы девчат. Но пойми, Андрей, нельзя не наказывать. Тогда... тогда провал. Я вот и сейчас никак не могу решить: что подумал лейтенант Штумпф? Не заподозрил ли он наших девчат? Если так, то плохи наши дела.

– Брось, Степан Григорьевич. Небось, посмеивается да хвастает своей поездкой. Ты попроще смотри на это дело. Не думай, что все они такие умные...

– Дурак опаснее умного, если забыть, что он дурак. А нам надо ухо держать востро.

– Ты прав, Степан Григорьевич. У нас на железнодорожном вокзале часто стал шататься подозрительный тип. Особенно после того, как взорвался в Крымской паровоз, который готовила в рейс бригада Полякова. Это бывший таксировщик. Поляков и раньше недолюбливал его, а сейчас прямо говорит, что он немецкий шпик.

– Есть какие-нибудь доказательства?

– Да понимаешь, Степан Григорьевич, - Логвинов поскреб в затылке, - наши люди видели, что бывший таксировщик часто заходил в полицию, ездил на машине с шефом полиции.

– Та-ак. А что, никто не знает фамилии таксировщика?

– Пока не выяснили.

– А надо бы... Поручим нашим людям в жандармерии, - Степан Григорьевич прошелся по комнате. Он думал о том, как предупредить железнодорожников, как ликвидировать таксировщика.

– Кажется, фамилия его Старицкий.

– Не Сперанский ли?

– Во-во! Он и есть! А ты что знаешь...

Островерхое положил руку на плечо Андрея Логвинова:

– Понимаешь, Андрей. Ваша диверсионная группа делает большое дело. Нам ее надо уберечь и сохранить. Впереди предстоят важные операции. А вдруг Сперанский навел на след...

– Тогда...

– Не надо этого допустить... Вот что, Андрей, немедленно найди связного. Пусть любыми средствами предупредит товарищей: на время - никаких диверсий, работать ровно, проявить старание. Шпика не затрагивать, но и от разговора не уходить. Не задираться. Второе. Подготовить квартиры на ночь, чтобы укрыть всю группу. Возможно, придется переправлять людей к партизанам. Вечером обойдешь всех, предупредишь.

Островерхов задумался. Андрей Логвинов переминался с ноги на ногу.

– Так я пошел...
– сказал он и, немного потоптавшись, спросил: - Ты, может, хоть намекнешь, Степан Григорьевич, шо ты учуял!

Островерхов живо к нему обернулся:

– Учуял, говоришь? Это не я учуял. Это они учуяли. Понял? Знаешь, кто этот Сперанский?

– Наверное, шпик.

– Шпик! Это, Андрей, не кто иной, как сам начальник отдела политического сыска в полиции.

– Ну, и черт с ним. Чего ты всполошился?

– Не спрашивай, Андрей. Скажу только: вчера поступил сигнал из полиции, что там готовят какую-то операцию на железной дороге. То же самое сообщили из жандармерии. Так что спеши, Андрей. Хоть бы не опоздать.

А если

провал?

Но было уже поздно. Когда связной пробрался к паровозному депо, оттуда с ревом вырвалась черная полицейская машина и следом, оглушительно треща, пронеслись два тяжелых мотоцикла с жандармами и гестаповцами.

К ночи связной принес Островерхову весть о катастрофе. Была арестована сразу вся диверсионно-подрывная группа железнодорожников. Связной не успел предупредить их.

Островерхов терялся в догадках: что могло произойти? Может, Сперанский напал на след подполья, и тогда - тогда надо немедленно поднимать людей и уводить и горы, в партизанские отряды... Островерхов вызвал связных. Они являлись по одному и уходили, не встречаясь друг с другом. Но задание все получали одно и то же: известить людей своего района о том, чтобы к трем часам ночи все были готовы выйти в горы. Сигнал красная ракета над Стандартом.