Шрифт:
Он разошелся, кричал, стучался... Безрезультатно. Разве что к стеклянной двери дважды подходила дородная женщина и грозила нам кулаком.
Безобразие!
– сказал Брюня и задумался.
– Слушай, Леня. .. А давай им витрину разобьем.
Зачем?
А зачем они закрываются на десять минут раньше? С несправедливостью следует бороться! Даже в мелочах!
Согласен, только... при чем тут витрина?
А мы при чем?
В каком смысле?
В прямом!
Подожди, я потерял нить разговора.
Меньше слов, - решил Брюня, - больше дел.
Ну, хорошо.
Мы порыскали вокруг, нашли по убедительному булыжнику...
Всякую несправедливость небходимо либо искоренять, либо - раз уже поздно - наказывать за нее.
Кого же мы накажем в данном случае?
– Никого! Но! Мы дадим понять, с нами так поступатьнельзя, мы не потерпим. Витрина - ерундень! С одной стороны! Но с другой, витрина - это мельница!
– Чего?
Витрина - это мельница, в которой... этот... как его? Дон Кихот! Витрина - это мельница, в которой Дон Кихот видел дракона.
Саня, ты бухой.
Не думаю. Ты готов?
– Да!
– Итак, кидаем и бежим, - предупредил Брюня.
– Я кивнул.
Сердце слегка забеспокоилось. Я ощутил знакомое чувство тревожной радости, или, если хотите, радостной тревоги.
Мы одновременно размахнулись и бросили свои камни. Они еще летели, а мы развернулись, но не побежали; спокойно, не спеша зашагали прочь. За спиной раздался звон.
Хотелось прокричать что-то нечленораздельное, просто набор каких-то диких звуков...
Метров через тридцать мы услышали позади себя:
Эй, пацаны!
Не оборачивайся, - шепнул я Брюне, и тут же мы оба, остановившись, медленно развернулись.
Мне стало не по себе.
К нам приближались пятеро парней, примерно нашего возраста, ну, может, на пару лет моложе, все до единого в спортивных костюмах. Я не рискнул бы даже предположить, будто вид их был мирным, а намерения дружелюбные.
Вы что творите?
– спросил один из них, когда они подошли к нам вплотную.
Ты о чем?
– я почти мгновенно отрезвел.
Сам знаешь! Мы все видели!
Я рад за вас.
Вы откуда?
А ты с какой целью интересуешься?
Что ты отвечаешь вопросом на вопрос? Ты что - еврей?
А ты что - сын прокурора?
В общем, беседа не клеилась. Возникла томительная и тревожная пауза. Ситуация была напряженная. Парни окружили нас почти со всех сторон - только позади нас никто не стоял - и явно ожидали приказа «фас».
Я глянул на Брюню. Тот смотрел на меня с нескрываемой надеждой и несколько даже просительно. (Так смотрят на родителей дети в магазине игрушек.) Взгляд его выпивших глаз, казалось, умолял: «Ленчик, давай оторвемся. Мы им наваляем. Не дрейфь, пожалуйста. Клянусь, наваляем!»
Ну что ж, рискнем! Может, сработает старое правило, гласящее - что если завалить вожака, остальные шакалы разбегутся. А главарь у них, видимо, этот, который со мной базарил-
– Знаешь, брат...
– сказал я ему, но вдруг осекся, поглядел
наверх и ошарашенно пробормотал: - Черт, опять!..
И тот, естественно, как баран, тоже на мгновение откинул назад свою тупую башку... В ту же секунду я влупил ему кулаком по шее, чуть ниже кадыка. Глаза его вылезли из орбит, безуспешно хватая ртом воздух, он опустился на асфальт.
Напрасно я надеялся на чудо. Все парни сразу бросились в атаку, причем все четверо исключительно на меня одного. Я получил оглушительный удар ногой по уху. Меня шатнуло влево, где тут же нарвался на второй удар. Я упал на колени, согнулся и прикрыл голову руками.
Удары сыпались со всех сторон. Затем этих бешеных каратистов, вероятно, принялся раскидывать Брюховецкий, потому что число ударов стало постепенно уменьшаться и наконец совсем прекратилось.
Я приподнялся. Помассировал ладонью онемевшую челюсть, и на язык упал один из боковых зубов, который я выплюнул вместе с заполнявшей рот густой солоноватой кровью.
Парни окружили Брюню и, размахивая ногами, попросту не подпускали его на расстояние возможного удара. Саня рычал, как раненый медведь, и кидался то к одному, то к другому, а пока тот отступал, остальные дубасили его своими копытами со спины и с боков. Он бросался к другому, третьему. .. И ничего не менялось... Но вот наконец он удачно схватил одного из них за ногу и, резко потянув на себя, нанес ему такой удар, что я удивляюсь, как у того голова не треснула наподобие перезревшего арбуза.