Но что-то, вы говорите, понравились?

Понравилось, - подтвердила она.
– Но ты пишешь по­верхностно. Тебя спасает воображение читателя.

Ну и славно.

Зомберг, по большому счету, права. Я и сам давно заме­тил, что пишу так, как в молодости читал классические ро­маны: совсем пропускаю описания природы и едва скольжу по описанию места действия и действующих лиц. Также ме­ня мало интересуют малосущественные детали. Важны толь­ко человеческие взаимоотношения.

После этого разговора, Зомберг стала называть меня «наш карманный Довлатов».

Я спросил ее:

А почему - карманный?

Потому что ты - меньше.

Особенно этому прозвищу радовался Чичиков. Все подхи­хикивал да повторял:

Карманный Довлатов.

Слушай, - предложил я, - если тебя так это радует, то на­зывай меня «дешевый карманный Довлатов».

Почему - дешевый?

Потому что проще. Могу и в бубен дать.

Чичиков пресек свое веселье и обиженно пробурчал:

Думал, ты понимаешь юмор.

Юмор - да.

Вообще-то я за то, чтобы люди носили прозвища. Имена-то даются заранее, до того как сформировалась личность, и часто не соответствуют человеку.

26.

Возвращаюсь вчера вечером домой и застаю на кухне плачущую Соню, а вокруг нее суетящихся Седого и Полков­ника.

Что случилось?
– спрашиваю.

Ответил Седой:

Ее отец заговорил.

Так это же хорошо... Нет?

На этот раз ответил Полковник:

– Он просил Одри принести ему яд.

Всхлипывая, Соня сказала:

Я не знаю, что делать. Я всегда его слушалась. Но я же не могу его отравить.

Конечно, нет, - воскликнул Танилюк.

Но с другой стороны, - возразил Полковник, - я его пони­маю.

Что ты имеешь в виду?
– спросил я.

– Будь я в ситуации ее отца, я бы тоже выбрал этот путь.

После этих слов, как в кино, заиграла музыка. Я схватил­ся за телефон и ушел в комнату.

– Алло.

– Здравствуйте, Леонид. Меня зовут Татьяна. Я секретарь оргкомитета «Новой премии».- Очень приятно.

– А мне приятно вам сообщить, что вы вошли в тройку ли­деров в номинации «Малая проза».
– О!..

Да. Мы хотим вас пригласить на церемонию награжде­ния. Она будет происходить в Москве шестнадцатого апреля.

Вы сможете приехать?

Конечно.

Мы закажем на ваше имя номер в Президент-отеле. На три дня. Проезд и проживание будут нами оплачены.

Спасибо.

Запишите на всякий случай мой номер. И я вам сейчас вышлю на электронный адрес всю нужную информацию.

Супер.

После звонка я какое-то время не мог прийти в себя. Си­дел и смотрел на телефон, словно это он был причиной моего успеха.

Итак, я в двух шагах от победы. От меня уже ничего не за­висит. Осталось просто ждать.

Я набрал номер Лирчука.

Здорово, Саня.

Привет.

Голос его мне показался мрачным.

Хочу предупредить, мне нужно будет уехать на несколь­ко дней. Может, подыскать себе замену?

Не надо. Ничего не надо. Меня сегодня уволили.

Да ты что?

Я сегодня оговорился. Вместо слов: «Цепной кобель меч­тает о будке и миске», сказал...

Понятно. Ну и что? Оговорки у всех случаются.

Значит, это стало лишь поводом.

Сильно расстроился?

Ну а ты как думаешь? Столько лет отдал этому радио.

– Ты не отдавал, ты продавал.

В смысле?

– Тебе же платили, правильно?..

Чувак, меня десятки раз звали на другие радиостанции, но я оставался верен...

Верность, - говорю, - собачье достоинство.

– Да пошел ты!..

И связь оборвалась. Вероятно, Лирчук бросил трубку. Его можно понять. Я его понимаю...

27.

Я вернулся на кухню. Атмосфера там поменялась ради­кально. Полковник и Седой о чем-то яростно спорили, а Одри, наблюдая за ними, умиленно улыбалась.

У каждого человека, - говорил Полковник, - есть право жить, а значит, при желании, он может и отказаться от это­го права.

Мы - христиане, - бил себя в грудь Танилюк.
– Мы - пра­вославные!

Ну и что?
– спросил Полковник.

Наша религия порицает самоубийц.

Ну если я соглашусь, - сказала Соня, - то грех будет на мне. Формально, папа не будет считаться самоубийцей.