товарищи у меня, Слава богу! Есть товарищи у меня.

Последняя строчка скорей не констатация, а надежда, по в надежде подчас больше

силы, чем в констатации. Мели порой человеку одиноко, то он не должен забывать, что

собственная совесть — это тоже надежный товарищ, .1 совесть и смелость почти

синонимы.

85

Поэтическую смелость иногда понимают как применение озадачивающих метафор,

сногсшибательны рифм, ритмической супермодерной какофонии или, наоборот, как

«мужественно противопоставленную модерну простоту», которая на деле хуже

воровства. Поэтическую смелость понимают иногда только как умение врезать кому-то

по морде.

Но подлинная поэтическая смелость начинается не с безжалостности к традициям,

не с безжалостности к нарушителям таковых, вообще не с безжалостности,

направленной вовне, а именно с самобезжалостности. И эта подлинная смелость и есть

то распятие, к которому Межиров сам пригвоздил себя так, что шляпки гвоздей ушли в

ладони. Посмотрите, сколько саморазоблачительной исповедальности в книге:

Прости меня

за леность Непройденных дорог, За жалкую нетленность Полупонятных строк.

Обескрылел,

ослеп

и обезголосел, Мне искусство больше не по плечу. Жизнь,

открой мне тайны своих ремесел— Быть причастным таинству я

не хочу.

...Все моря перешел.

И по суше

Набродился.

Дорогами сыт!

И теперь,

вызывая удушье, Комом в горле пространство стоит.

...Ты что ж? Решил салон в себе создать, II самому себе письмом ответить, И над

ответом горестно рыдать, И почерка похожесть не заметить? Решил создать салон в

себе самом, Себе ответить самому письмом?!

...От понедельника до субботы, От новогодья до ноября Эти свистящие повороты

Все вхолостую, впустую, зря.

86

Самоанализа многие поэты избегают — иногда, возможно, из-за боязни обвинений

в самокопании, иногда, возможно, из-за того, что и анализировать-то почти нечего. Но

только самоанализ дает право на анализ мира объективного, ибо все призывы к

совершенствованию бытия мало чего стоят без попытки самоусовершенствования.

Строки Межирова:

До тридцати поэтом быть почетно,

И срам кромешный — после тридцати,—

конечно, нельзя понимать буквально. В них скорее есть мучительный вопрос. В

нашем веке люди развиваются вроде бы ускоренно.

Но духовное развитие не определяется только усвоением информации. Наоборот, ее

беспрерывный поток может замедлять психологическое созревание. Поэтому, как это

ни парадоксально, мне кажется, что при существующих информационных ускорителях

духовные возможности многих одаренных людей будут раскрываться именно после

тридцати, после сорока и даже после пятидесяти.

При современном бешеном темпе мира внешнего внутренний мир формируется

сдержаннее, может быть из инстинкта самосохранения. В последние годы нас огорчает

отсутствие «красивых, двадцатидвухлетних» а поэзии, тем не менее радует то, что в

уже зрелых поэтах проявляются черты духовной концентрации, ведущей к

нравственному обновлению.

Пример такой концентрации — книга Межирова, где даже известные ранее стихи

впервые так цельно сфокусировались. Я не слишком доверяю сентиментальному

термину «вторая молодость». Речь идет о новом качестве зрелости. О Межирове в

основном писали как о «поэте военной темы». На самом деле, как показывает эта

книга, он представляет собой гораздо большее явление, хотя постоянное возвращение к

фронтовым истокам служило и служит ему моральным спасением в преодолении

одиночества:

Воспоминанье двигалось, виясь Во тьме кромешной и при свете белом, Между

Войной и Миром — грубо, в целом — Духовную налаживая связь.

169

Удивительные по достоверности стихи «С войны», «Артиллерия бьет по своим»,

«Календарь», несмотря на то, что написаны на военную тему, не ограничены

временной локальностью, а распространимы на жизнь во всем ее надвременном

единстве.

Одно из самых сильных произведений Межирова —-«Баллада о цирке». Баллада