– Твой покровитель - твой талант, - улыбнулся президент, - не зря я являюсь его почитателем.

– А его дальнейшую судьбу Гипнос тебе не раскрыл? – в голосе говорившего зазвучала ирония. – Ведь не ради развлечения он связал нас через спящие сознания.

– Да, много всякой несуразицы было во сне, всего и не вспомнишь! – рассмеялся Виталий Александрович. – Но я понял твой намёк, Данил. Мы с тобой скоро увидимся – и в очень реальном мире. Мне есть, что рассказать. Береги себя, не позволяй неприятностям одержать над тобой верх, - тепло сказал он, и после обмена приветами семьям их разговор закончился.

У Виталия Александровича он оставил приятное ощущение. Было утешением знать, что у тебя есть друг, проверенный временем, деньгами и властью. Как бы иначе переносились все тяготы президентской жизни? Мысли об этом были самой лучшей колыбельной на ночь, и засыпая, президент снова и снова перебирал в памяти весь их разговор. Может быть, он вызовет не менее приятные сновидения. Словно ветерок коснулся щеки Виталия, стоило ему помечтать об этом, и перед глазами на мгновение возник смутный образ незнакомки, подарившей ему поцелуй. Неясное волнение пробежало по груди президента, но то было волнение души, а биологическое тело требовало немедленного сна. Сопротивляться было бесполезно. Образ потускнел, не успев стать реальным, но, ускользая от президента, продолжал звать его за собой в неведомое манящее забытье.

Этюд 5. Сон Самуэля Кольриджа

Вечернее солнце позолотило горизонт, полыхнуло рыжим пламенем на соломенных крышах деревенских домиков, что на западе А нглии, и на прощанье заиграло бликами в тёмных локонах молодого Самуэля Кольриджа, проводившего тихий летний вечер тысяча семьсот девяносто восьмого года в своём коттедже. Несколько минут назад опустошив половину бокала опиумной настойки, он теперь лениво листал историческую книгу «Его странствия», и думал о том, что недавно приобретённая привычка к опиуму успела ослабить его настолько, что того и гляди, он впадёт в бессознательное состояние.

Время от времени он возвращался к «Его странствиям», но дойдя до слов: «Здесь Хан Кубла приказал строить дворец…», Самуэль захлопнул книгу и зевнул. Отяжелевшая от настойки голова склонилась на грудь, локоны упали на лицо и чуть шевелились от дыхания. Поэту снились пещеры, неизмеримые для человека, и море, лишённое солнца. Образы, возникающие во сне, были целостными и не нуждались в описании. Поэма возникала сама собой, рождаясь из причудливого прилива и отлива воображения. Она состояла из двухсот-трёхсот строк и, проснувшись через три часа, Самуэль сел за стол, жадно записывая всё, что вобрала в себя память. В середине работы его прервали, но, вернувшись через полчаса, он уже не смог возобновить запись. Остальная часть поэмы словно растаяла, оставив Самуэлю Кольриджу лишь пятьдесят четыре строчки, но даже их хватило, чтобы понять, что перед ним не просто конечный результат игры воображения и воздействия наркотика, а великая поэма, шедевр, подаренный Царством Снов.

Глава 10. «СОН. Дорога над океаном»

Когда засыпаешь после долгого рабочего дня, чистая простынь, льнущая к телу, кажется всё понимающим нежным другом, а тёплая раковина одеяла наглухо закупоривает вход посторонним, и ты остаёшься наедине со своими грёзами и мечтами. Трудно сказать, когда они становятся снами, эта граница находится под властью торможения, подавившего возбуждение, но к тому времени человеку, как правило, уже не до физиологических тонкостей: ведь он не просто пересекает границу, он входит через ворота серотонина в блаженный мир сказочных сновидений, где возможно всё, и всё кажется таким заманчивым!

Виталий Александрович хорошо помнил, когда закрывал глаза, что его любимое одеяло в звёздах заботливо укрывало с головы до ног, а свежий воздух из приоткрытой форточки приятно обдувал лицо. Засыпая, Лена просила закрыть окно – ночи были ещё холодными – но после изнурительного дня сил на это уже не хватало. Продолжая лежать, Виталий отдавал себе приказания встать и выполнить просьбу жены, как бы тяжело ни было оставлять уютную постель и тёплый кокон одеяла. Он призвал на помощь всю свою волю скинуть оковы сна и открыл глаза.

На потолке мерцали звёзды, казавшиеся такими близкими, и Виталий Александрович удивился их появлению. Они как будто сошли с одеяла и ожили, засияв серебром звёздных граней. Или они проникли через форточку и усыпали собой потолок, который становился всё больше и шире, свободно вмещая их бесконечное количество? «Что за чушь!» - подумал президент и встал, твёрдо намереваясь закрыть окно, чтобы положить конец звёздному вторжению. Ноги, не ощутив под собой опоры, внезапно подогнулись. Потеряв равновесие, Виталий упал, но не ударился, а, кувыркнувшись, повис в невесомости. Вокруг него вращался космос, и звёзды, сойдя с потолка, стали вполне реальными. Какое-то время Виталий Александрович привыкал к своему новому положению, находя его странным, но занимательным. Осмелев, он сделал пару виражей, и вдруг понял, что к нему вернулась потерявшаяся в детстве способность летать! Это осознание наполнило его восторженностью и неведомым прежде ощущением силы, заставило забыть о сне. Чувствуя себя уверенней, чем на трибуне, он расправил воображаемые крылья и взмыл навстречу звёздам.

Безмолвное чёрное пространство с тысячами разбегающихся галактик окружило президента - одна из них настолько потрясла его воображение, что, ни секунды не задумываясь, он помчался в центр вращающейся спирали. Голубые гигантские звёзды вокруг стремились к огромному гравитационному полю уже тысячи лет, а он преодолевал это расстояние в считанные минуты. Забыв об опасности и страхе, он наблюдал, как в центре галактики скапливается чудовищных размеров жёлтый пузырь раскалённого газа, который рано или поздно должен был взорваться, породив пылевое облако, из которого в будущем сформируется новое звёздное поколение. Он видел пульсар и чувствовал, как всё вокруг него движется, вибрирует, волнуется, продолжая оставаться безмолвным.